Если два англичанина окажутся на необитаемом острове, что они прежде всего сделают? Учредят клуб! Эта знаменитая колкость братьев Гонкур как нельзя лучше рисует незабываемый образ усатого викторианского [1] джентльмена, читающего Таймс в клубе Реформа или Атенеум — с тем, чтобы разом разрешить все мировые вопросы. Однако из книги Питера Кларка, ведущего британского историка, специалиста по городской цивилизации, следует, что это чисто английское учреждение сложилось и окрепло много раньше.
В самом деле, «клубный» человек, которого так любил Сэмюэл Джонсон [2], должен был процветать в XVIII столетии. В Оксфорде были в те дни Клуб вечности, Общество по процеживанию желе и Клуб городских острословов, члены которых щеголяли в белых чулках, серебряных пряжках и рубашках с рюшем. Отобедав в одном из этих мест, вы могли направиться в клуб по ловле мяча, поэтический или философский клуб, клуб колокольного звона [3], антикварное общество или же в один из нескольких благотворительных, крикетных, ботанических, гребных или иных клубов при университетских колледжах, не говоря уже об антигалльском клубе, клубах ирландском и валлийском или же масонской ложе — по вашему выбору.
Составитель биографии Джонсона нашел бы в Эдинбурге георгианской эпохи [4] множество мест постоянных и оживленнейших собраний. Граждане могли выбирать из более чем двадцати различных типов обществ, от обеденных клубов и клубов встреч до клубов религиозных, литературных, медицинских, музыкальных, масонских и благотворительных. Дамы Старого дымокура [5] славились тем, что устроили у себя в городе «избранные и добровольные общества для улучшения знаний», в том числе Клуб беспристрастной мысли [6], основанный вскоре после принятия Закона о союзе [7].
Для появления клубов не требовался даже большой город. Возьмем хоть Мейдстон [8]. Кроме Мейдстонского общества полезных знаний (членами-корреспондентами которого, как это ни поразительно, состояли Бенджамин Франклин [9], специалист по санскриту сэр Уильям Джоунс [10] и ученый-агротехник Артур Янг [11]) этот захолустный городок мог похвастаться гуманитарным обществом, различными обеденными и питейными клубами, сельскохозяйственным обществом, музыкальными и концертными обществами, крикетным клубом, политическими клубами партий, клубом холостяков, обществом либералов, благотворительными клубами, масонской ложей, а к середине 1790-х — еще и леворадикальным Обществом переписки и, в противовес ему, Ассоциацией лоялистов.
Но, разумеется, клубным раем был Лондон, в котором, говорят, каждый вечер в клубах собиралось до двадцати тысяч человек. Поразительным образом, число всяческих организаций в начале георгианской эпохи достигало здесь, согласно дошедшим сведениям, двух тысяч. Среди них были чисто приятельские, вроде Грандиозного общества бифштексов, дискуссионные, например, Общество Робин-Гуда, или художественно-эстетические, типа Общества дилетантов. Когда в начале царствования Георга III [12] герцогиня Ньюкаслская составила нечто вроде путеводителя по Лондону, она перечислила в нем не только театры, увеселительные сады и т. п., но и «…Макаронный клуб [13], Клуб Будла (Будлз) [14]… Клуб казаркиных деревьев [15], Клуб благовоспитанных [16], Клуб по защите Билля о правах [17], Королевское общество, Общество любителей древностей, Сливки общества, Общество границы [18], Конституционное общество… Орден самцов, Антигалльское общество…»
Если поначалу славился Кит-Кат [19], место собрания виднейших вигов и литераторов, то затем общественное внимание переходит к Литературному клубу Джонсона, члены которого собирались на Джерард-стрит, в заведении Голова турка. Среди них были Берк [20], Рейнольдс [21], Голдсмит [22], сэр Роберт Банкс [23], Бёрни [24], Гаррик [25], Шеридан [26], Гиббон [27] и Адам Смит [28]. Без спросу и подсказки литературные клубы взяли на себя роль попечителей культуры, соединили в себе функции парижского салона и университета, которого в ту пору в Лондоне не было.
Этому своеобразному институту, который в Словаре Джонсона определен как «собрание приятных собеседников в определенных условиях», не было никакой аналогии в континентальной Европе. В абсолютистской Франции и старорежимной Италии было основано немало академий, многим из которых, таким как Académie Française или Académie Royale des Sciences, сопутствовал подлинный éclat [29], — однако эти торжественные собрания давали людям нечто совсем иное, далеко отстоящее от личных, с глазу на глаз, встреч и товарищества английских клубов. В 1770-е годы один английский путешественник жаловался на то, что в Италии, кроме «религиозных уличных представлений», практически нет мест для «приятного общественного времяпрепровождения» — и «нет ничего от того духа общественности, который царит в английских кругах». Журнал джентльмена [30] не допускает и тени сомнения: «клубы — институт чисто английский…»
Однако и в Англии клубная мания была явлением совершенно новым. Культурной реалией столь же английской, что и ростбиф, клуб становится не ранее Славной революции [31]. Феноменальный подъем клубной культуры автор объясняет потребностями стремительно развивавшейся городской жизни. До Гражданской войны [32] растущая потребность в общении преимущественно удовлетворялась в религиозных распрях, торговых гильдиях и тавернах. Затем наступил период кофеен. К 1739 году в одном только Лондоне их было более пятисот.
Кофейни возникли в лондонском Сити и сначала служили местом обмена новостями, английскими и иностранными, — но уже вскоре выяснилась их связующая роль в культурной жизни Вест-Энда. Здесь зарождались памфлеты и газетные новости, здесь спорили критики, здесь обсуждались последние оперные новинки, политические пасквили, придворные скандалы и еретические проповеди. Драйден [33] собирал вокруг себя почитателей в кофейне Уиллс в Ковент-Гардене [34], где позже завсегдатаем был и Александр Поп; Аддисон [35] посещал соседнюю кофейню Баттонс, а острословы консервативной партии сходились в Смирне на улице Пэлл-Мэлл. В кофейне Бедфорд балагурила театральная публика, художники предпочитали кофейню Олд-Слотерс на улице Сент-Мартин-лэйн. А эдинбуржцы, когда оказывались в Лондоне, пировали в кофейне Бритиш у вокзала Чаринг-Кросс.
От кофейни оставался уже только один шаг до более интимной и размеренной обстановки клуба, особенно подходящей для деятельных и общительных новичков, которым непросто привлечь к себе внимание в обезличенной толпе большого города.
|
Всяк робок внутренне — вот истина простая. Уверенность в себе даёт мужчине стая. |
Потребность в приятельстве, о которой пишет Джордж Крабб [36], — вот что отвечает на вопрос, почему английский клуб в течение столь долгого времени упорядочивал общество, укрепляя уверенность в себе и мужскую солидарность в зыбкой, неустойчивой среде постоянного рыночного соперничества, перенасыщенной неженатой профессиональной молодежью и закоренелыми холостяками, а также мужьями, которым не сидится дома.
В очерке, странным образом ускользнувшем от внимания автора, Мэри Малви-Робертс [37] отмечает важную особенность, именно: что хотя женщины отнюдь не оказались в стороне от новой моды на общества и собрания; хотя они заводили чаепития и литературно-интеллектуальные салоны, — однако число таких женских обществ (среди которых преобладали благотворительные) и даже смешанных клубов (музыкальных, дискуссионных и филантропических собраний) было очень невелико, да и они были постоянной мишенью для насмешек со стороны женофобов. Примечателен охранительный дух, дух возмущения и пренебрежения, с которым очеркист Джозеф Аддисон отзывается о женских клубах, таких как воображаемый Клуб дам-сорванцов или Клуб болтовни: в последнем, в качестве особой уступки, мистеру Спектэйтору [38] позволили, по его словам, выступить на правах приглашенного оратора — и говорить в течение целой минуты без того, чтобы его перебили.
Добровольные общества превозносили себя. Они упивались патриотическими словоизвержениями о вольности, особенно убедительными в то время, когда «свободнорожденный англичанин», во имя свободы слова и собраний, любил бичевать «тиранию» и «коррупцию» крупных акул вроде Уолпола [39]. Громче всех трубила свою славу масонская ложа, именовавшая себя оплотом британской конституции. Происхождение франкмасонства неясно, но что не подлежит сомнению, так это его быстрый рост после того, как столичные ложи объединились в 1717 году в одну Великую ложу Англии во главе со своим гроссмейстером, герцогом Монтегю, первым в ряду благородных патронов. Через восемь лет в Великобритании насчитывалось 52 ложи, к 1768 году их было почти триста, в том числе 87 в Лондоне, к 1800 году — более восьмисот, — и тут же возникали и плодились полутайные и полумистические организации вроде Ордена самцов [40], утверждавшего, что его основателем был Нимрод [41].
Масонство представлялось чем-то вроде мини-парламента, с тремя сословиями — учениками, подмастерьями и мастерами, причем масоны видели в себе поборников просвещения в обществе, проводников поведения, подразумевающего братство, доброжелательность, праздничную веселость, а главное — английское свободолюбие. В их уставе провозглашалось, что «от сотворения мира все благовоспитанные народы занимались Королевским искусством». На деле же, разумеется, во франкмасонских ложах, как и вообще во всех клубах, наблюдалась внутренняя напряженность; братский эгалитаризм масонов не вязался с их сословностью и почтительностью к старшим, а их пристрастие к обрядам и таинственности выглядело смешным в свете провозглашенной приверженности к разуму и просвещению.
Экспансивная, но и беспокойная буржуазия находила истинное наслаждение во «внутреннем мире» клуба, с его успокаивающими ритуалами и регалиями, гражданскими процессиями и филантропическими жестами. Через соблюдение знакомых формальностей, через гостеприимство, скрепляемое неизбежной в мужской компании выпивкой, клуб сообщал человеку место в жизни, делал его личностью, самобытной в смысле профессиональном, региональном и даже национально-этническом (чему примером — клубы лондонских шотландцев и ирландцев), а в тяжелые минуты предлагал членам клуба дружескую поддержку. Понятно, что предложение стать патроном такой ассоциации бывало лестным и для высшей знати.
Между тем опыт говорил, что вслед за первоначальным взрывом воодушевления клубная жизнь обыкновенно идет на убыль. Одним из способов продлить ее было установление детальных правил и этикета. Секрет поразительного успеха франкмасонства отчасти заключался в его замысловатом уставе и федеративной структуре, подчиняющей все ложи одной, Великой ложе. Верно, что британские ложи отличались мелочными предписаниями и ребяческой церемониальностью — все эти глупые шляпы, курьезные обряды посвящения, тайные клятвы и сомнительные титулы, избирательные бюллетени и черные шары, не говоря уже о загадочных тостах, песнях, питейных обычаях и штрафах, — но всё это надежно скрепляло товарищество, сообщало людям чувство общности и причастности. Этим же объясняется возникшее позже в том же столетии движение за получение королевских хартий. В 1765 году хартию получило Общество художников, тремя годами позже — Королевская академия. В Шотландии этой чести удостоились Королевское общество древностей (1783), Королевское общество Эдинбурга (1783) и Общество горцев (1787).
Со временем появились клубы на все вкусы. Множились клубы спортивные, в частности, в 1767 году появился Мэрилебонский крикетный клуб [42]. В промышленных районах плодились научные общества, например, Лунное общество [43] в Бирмингеме; с 1780-х годов литературные и философские общества появляются в Манчестере, Дерби, Лидсе и Ньюкасле. В провинции складываются товарищества трудящихся, в частности, кассовые клубы, выплачивавшие пособия в случае утраты трудоспособности или смерти. Согласно оценке на 1801 год, в Англии и Уэльсе было более семи тысяч таких товариществ, объединявших порядка 670 тысяч человек. Среди высших классов возникали общества, направленные на поддержание порядка и искоренение пороков в народе, например, Общество воззвания, которое боролось с пьянством, сквернословием и богохульством.
В напряженной атмосфере царствования Георга III пустило корни множество политических клубов. Своему успеху в подъеме антиправительственных настроений в 1760-х годах Джон Уилкс [44] во многом обязан целой россыпи радикальных ассоциаций, таких как Антигалльский клуб, Клуб бифштексов и Клуб Альбиона, а также масонским ложам. Начиная с 1790-х годов выдвигается Общество конституционной информации, всколыхнувшее реформистские группы во всех уголках Британских островов. В то же самое время Лондонское общество переписки становится нервным центром разрозненных радикальных организаций.
Книга Питера Кларка весьма основательна, она охватывает изрядное количество клубов и убедительно рассказывает об их развитии. Однако она не лишена недостатков. Читатель не без удивления обнаруживает, что самые именитые учреждения — например, Уайтс, Брукс, Будлз и другие аристократические игорные и питейные клубы, которых было множество на площади Сент-Джеймс и улице Пэлл-Мэлл, — едва упомянуты. Обойдены молчанием и так называемые клубы неженок (molly clubs), полутайные собрания, приподнимающие завесу над зарождением культуры травести и гомосексуалистов столицы. Создается впечатление, что поставив себе целью отразить положительные стороны клубного движения, его преобладающую направленность на улучшение общества и человека, Кларк оказался перед необходимостью несколько затушевать тот факт, что в идее клуба изначально присутствовали гедонизм и тяга к разгулу.
Питер Кларк трактует клубы преимущественно в социо-экономических терминах — как боковые побеги процветающей, но беспокойной, изменчивой городской жизни, тем самым уделяя недостаточно внимания их культурному обоснованию. Клубы были классическим продуктом зарождавшихся средств массовой информации. Им пробивали дорогу горячо заинтересованные люди, откликнувшиеся на потребность читающей публики утвердиться в качестве признанной участницы в изощренной общественной среде, которую создала и поддерживала культура гутенбергова станка. Действительно: чем был журнал Спектэйтор если не мыльной оперой, героев которой объединял клуб? «О человеке говорят, что он — общественное животное, — разъяснял Аддисон, — и это, как мы видим, находит себе выражение в том, что мы используем всякую благоприятную возможность и любой предлог для образования тех вечерних собраний, которые повсеместно именуются клубами…» Замкнутость и узость, чрезмерная горячность в споре, охранительная нетерпимость к чужому мнению и другие угрозы гармоническому благовоспитанному обществу — учил Спектэйтор — преодолеваются культурой клубов. В качестве назидательного примера обратного, на страницах журнала была иронически описана короткая история Клуба дуэлянтов, члены которого незамедлительно истребили друг друга (тех, кто не погибал от меча, ждала виселица в Тайберне [45]). Не мешкайте, создавайте клубы! — вот что, в сущности, говорил читателям этот журнал, задававший тон в тогдашней печати. И читатели следовали совету. От Шотландии до Суринама [46] они собирались для того, чтобы обсудить очередной номер Спектэйтора, еще пахнувший типографской краской.
Непрекращающийся поток печатной продукции давал народу ежедневную пищу для клубных разговоров, сплетен, анекдотов и приятного времяпрепровождения. В 1709 году лондонский трактирщик и консервативный журналист Нед Уорд сочинил и выпустил Полный юмористический перечень клубов и обществ Лондона и Вестминстера, шутовской путеводитель по вымышленной клубной жизни. Книга выдержала шесть переизданий. Можете не сомневаться, утверждал автор: нет такого изъяна или особенности, для поощрения которых не будет создан клуб. Ему виделись Клуб безносых и Клуб длинноносых, Клуб жирных, Клуб не умеющих одеваться, Клуб длинных и Клуб коротких, — и всю эту игру воображения Уорда читатели претворили в действительность.
Подобно масонской ложе, клуб как учреждение покоился на противоречиях. Он выступал за равенство, но процветал за счет элитарности. Он поощрял общественное честолюбие и индивидуальное самосознание свободолюбивого буржуа — и в то же время создавал новую социальную иерархию со всеми присущими ей ограничениями. Однако что же тут дурного? Упиваясь закрытыми от прочих мелкими и условными преимуществами, члены клубов находили истинное, согревающее душу тепло в очень своем и отчасти воображаемом мире. В этом смысле клуб становился превосходным светским заменителем и преемником церкви.
Клубы, заключает Питер Кларк, часто оказывались не в состоянии осуществить поставленные перед собою задачи: товарищества по взаимопомощи терпели крах, организации по борьбе с пороками сталкивались с противодействием общества. Тем не менее клубы сыграли важнейшую роль в воспитании той общительности, которую британцы августианской эпохи [47] считали залогом прогресса. Клубы служили узловыми центрами, в которых осмыслялись новости и отрабатывались идеи, они были двигателями общественных контактов и согласия, они благоприятствовали выявлению региональных и местных особенностей. Способствуя общественным связям и взаимодействиям, облегчая для людей и групп причастность к общему; формируя и отграничивая сферы интересов, клуб стал решающим фактором в формировании общественной культуры Великобритании.
1. Эпоха правления королевы Виктории (1837-1901).
2. Сэмюэл Джонсон (1709-84), английский писатель и знаменитый лексикограф, составитель словаря английского языка (1755). Выбран автором как характернейший выразитель эпохи.
3. Игра слов. По-английски звонить в колокол значит еще напоминать о себе, привлекать внимание, нравиться, торжествовать и т. п.
4. Период царствования первых четырех королей Ганноверской династии, от вступления на престол Георга I в 1714 до смерти Георга IV в 1830 году.
5. Шутливое название Эдинбурга (Auld/Old Reekie).
6. Игра слов: Fair Intellectual Club можно перевести и как Клуб мыслящих женщин.
7. Закон об объединении с Шотландией (1707).
8. Город на реке Мэдуей в графстве Кент, 61 км на юго-восток от Лондона.
9. Бенджамин Франклин (1706-90), американский ученый и государственный деятель, один из авторов декларации независимости США (1776) и конституции (1787). Труды по электричеству, океанологии, атмосфере и экономике. Открыл Гольфстрим, изобрел громоотвод. Основал Пенсильванский университет.
10. Сэр Уильям Джоунс (Jones, 1746-1794), британский языковед-ориенталист, переводчик и юрист, один из основоположников сравнительного языкознания. Установил общие корни древнегреческого и санскрита. Владел 28 языками.
11. Артур Янг (1741-1820), английский агроном-экспериментатор, путешественник и писатель, автор множества трудов по сельскому хозяйству, политике и экономике; наблюдатель и бытописатель Великой французской революции (Путешествия по Франции, 1787-89).
12. Годы жизни — 1738-1820, годы царствования — 1760-1820; с 1811, из-за душевной болезни, король находился под опекой принца-регента, будущего Георга IV.
13. Macaroni Club. Можно перевести и как Клуб франтов. Название связано не с макаронами, которые были практически неизвестны в Англии второй половины XVIII, а с иностранной кухней и иностранными манерами вообще. Около 1760 года появились щеголеватые молодые люди, которые много путешествовали по континентальной Европе и завезли в Англию иностранные вкусы и моду.
14. По фамилии владельца (Будла), но, по-видимому, и с учетом таких значений слова boodle как толпа, толкучка и олух.
15. Goose-trees Club. Существовало поверье, согласно которому казарки (место гнездования которых в средние века не было известно), вылуплялись из орехов некого дерева, растущего на побережьях северных морей, или даже просто были плодами этого дерева, на котором до созревания висели на своих клювах.
16. Savoir Vivre Club. Можно перевести и как Клуб житейской мудрости (выдержки, такта, умения держать себя).
17. Полное название этого акта — закон о правах и свободах подданных и о престолонаследии (1689); один из краеугольных камней английской конституции, результат долгой борьбы народа и парламента с королями династии Стюартов. Устанавливал переход престола от Якова II Стюарта, низложенного в ходе так называемой Славной революции 1688-89 годов, к его старшей дочери Марии и ее мужу Вильгельму Оранскому, а затем, если у них не будет детей, к ее сестре Анне, — при условии, что все они будут протестантами. Яков был последним католиком на английском престоле. Закон положил конец абсолютизму, который ассоциировался с католицизмом, и ставил короля в зависимость от парламента.
18. Т. е. границы между Англией и Шотландией, единственной сухопутной границе этих стран.
19. Клуб вигов в Лондоне, особенно популярный между 1703 и 1720 годами. Его посещали светские острословы, живописцы, политики и литераторы, среди них Роберт Уолпол, Джон Ванбрюг, Уильям Конгрив, Джозеф Аддисон, Ричард Стил, Годфри Неллер. Название происходит от имени и фамилии содержателя пирожковой Кристофера (Кита) Катлинга, на базе которой клуб возник.
20. Эдмунд Берк (1729-97), публицист и философ, один из лидеров вигов. Автор памфлетов против Великой французской революции.
21. Джошуа Рейнолдс (1723-92), живописец, теоретик искусства, писатель. Организатор и первый президент Королевской академии художеств.
22. Оливер Голдсмит (1728-1774), писатель, поэт и публицист. Роман Векфильдский священник, поэма Покинутая деревня (1770), комедия Ночь ошибок (1773), социально бытовые очерки Гражданин мира; литературно-критические трактаты.
23. Сэр Джозеф Банкс (Бэнкс; 1743-1820), исследователь и натуралист, президент Королевского общества (1778-1820), почетный президент лондонского ботанического сада Кью-гарденс. Участвовал в кругосветном плавании капитана Кука. Баронет с 1797 года.
24. Чарльз Берни (Burney, 1726-1814), историк музыки, органист, композитор, автор Всеобщей истории музыки (1776-89).
25. Дэвид Гаррик (1717-79), актер, прославившийся исполнением шекспировских ролей в лондонском театре Друри-Лейн.
26. Ричард Бринсли Шеридан (1751-1816), драматург и парламентский оратор. Комедии нравов Соперники, Поездка в Скарборо и Школа злословия.
27. Эдвард Гиббон (1737-94), историк, автор капитальной История упадка и разрушения Римской империи (1776-88).
28. Адам Смит (1723-90), шотландский экономист и философ, автор Исследования о природе и причинах богатства народов (1776).
29. блеск, успех (франц.)
30. Журнал джентльмена (1731-1914), первое в своем роде периодическое издание, от которого ведет свое начало английское слово magazine (журнал; дословно — склад) и самая идея журнала. Основан Эдвардом Кэйвом в 1731 году. Представлял собою собрание статей и очерков из других изданий, обыкновенно из книг и памфлетов. Выходил под латинским девизом E pluribus unum (из многих — единое), представляющим собою парафраз из Цицерона (Pythagoros vult amicitia, ut unus fiat ex pluribus… Пифагор усматривает сущность дружбы в том, чтобы из многих возникало единое…).
31. 1688 год. См. прим. 17.
32. Различают две гражданских войны: 1642-46 годов и 1648 года. Армия Кромвеля и сторонников Долгого парламента нанесла поражение армии Карла I Стюарта и роялистов при Нейзби (1645) и Престоне (1648).
33. Джон Драйден (1631-1700), поэт, драматург и литературный критик столь влиятельный, что дал своему времени имя эпохи Драйдена. Основоположник английского классицизма. Автор поэм Astraea Redux (лат. Вернувшаяся Справедливость), Annus Mirabilis (лат. Год чудес) и др., оды на коронацию Карла II, нескольких пьес (Завоевание Гранады, Индийский император и др.) и эссе О драматической поэзии и О героических пьесах. С 1668 года — поэт-лауреат (придворная должность, существующая и поныне).
34. Театральная и рыночная площадь в Лондоне. До слияния Лондона и Вестминстера в XVII веке принадлежала Вестминстеру, причем на территории площади располагался сад бенедиктинского монастыря (convent garden), давший ей название.
35. Джозеф Аддисон (Addison, 1672-1719), очеркист, поэт и драматург, которому его мастерство журналиста и связи в клубе Кит-Кат дважды доставляли пост заместителя министра в правительстве вигов. Вместе с Ричардом Стилом издавал имевшие большой успех журналы Татлер и Спектэйтор (Зритель), последний из которых видел свою задачу в том, «чтобы вынести образованность из кабинетов и библиотек за чайные столы и в клубы».
36. Джордж Крабб (Crabbe, 1754-1832), поэт, правдивый бытописатель жизни сельской бедноты, из которой он вышел, предшественник романтиков, автор описательно-назидательных поэм Деревня, Приходские списки и др. По его поэме Городок написал оперу Бенджамин Бриттен (1945).
37. Старший преподаватель Университета Западной Англии в Бристоле редактор Triangle Journals — Women's Writing. Вместе с автором настоящей статьи, Роем Портером, выпустила книгу Развлечения в XVIII столетии (Pleasure in the Eighteenth Century. Edited by Roy Porter and Marie Mulvey-Roberts (New York: New York University Press, 1997)).
38. В журнале Спектэйтор (зритель, наблюдатель), выходившем в 1711-12 и 1714 годах под редакцией сэра Ричарда Стила и Джозефа Аддисона (см. прим. 35) была рубрика за подписью Мистер Спектэйтор. В ней из номера в номер представлялся воображаемый Клуб наблюдателя, члены которого персонифицировали коммерцию, армию, город и сельское дворянство. В одной из статей мистер Спектэйтор рассказывает о посещении воображаемых женских клубов.
39. Роберт Уолпол, граф Орфорд (1676-1745), первый (в современном смысле) премьер-министр Великобритании в годы с 1721 по 1742, лидер вигов.
40. Order of Bucks. Другие возможные значения: орден самцов; орден щеголей.
41. Правнук Ноя, великий охотник (Быт. 10:8-10.).
42. Согласно другим источникам — в 1787 году; название — от лондонской улицы Мэрилебон. Клуб известен под сокращением MCC. Совет клуба считается высшим авторитетом в английском и мировом крикете. Клубу принадлежит знаменитый крикетный стадион Лордс.
43. Его членами были изобретатель паровоза Джеймс Уатт и знаменитый врач и ученый Эразм Дарвин, дед автора Происхождения видов.
44. Джон Уилкс (1727-97), публицист и политический деятель, известный демагог и клеветник. Дважды попадал в тюрьму, несколько раз был исключен из палаты общин. Популярности ради встал на радикальные позиции и возглавил Общество по защите Билля о правах. С помощью этого общества был избран лорд-мэром Лондона. Подавил католический погром в Лондоне. В молодости был членом Клуба адского пламени, где служили обедню сатане (черную мессу).
45. Место публичных казней (через повешение), существовало с 1300 по 1783 год у северного угла Гайд-парка. Напротив виселиц были открытые галереи для публики. Название — от притока Темзы, ныне целиком скрытого под поверхностью городских улиц и парков.
46. Нидерландская колония на севере Южной Америки, между Гайаной и Гвианой. В 1799-1802 и 1804-15 годах принадлежала Великобритании. Независимое государство с 1975 года.
47. Классицистический период в английской словесности в годы правления королевы Анны (1702-1714).
перевод Юрия Колкера, 2000,
Боремвуд, Хартфордшир;
помещено в сеть 11 января 2010
журнал ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ФОРУМ (Сан-Фрациско / Москва) №6, 2001 (с искажениями).
