Слово nature, не мне вам объяснять, по-английски означает природа. Но странное дело: стоит произнести его в любом университете мира, и перед мысленным взором вашего собеседника встают отнюдь не Патагонские Анды или финские озера, а обложка тонкого лондонского еженедельника, оповестившего мир обо всех величайших открытиях века, — таких как открытие электрона в 1897 году, нейтрона в 1932 году или структуры ДНК в 1953 году.
Журнал Nature — бесспорно самый знаменитый в научном мире. Его репутация стоит на недосягаемой высоте. Напечататься на его страницах — почти то же, что вписать свое имя в историю. Он открыт для всех, не отдает предпочтения ни одной из наук или научных школ, ни одному из народов Земли. Редакция не интересуется степенями, званиями и гражданской принадлежностью автора, — зато каждый присылаемый материал отдается на суд виднейшим ученым мира, и целых 95% поступающих статей отвергается. Вот этому-то журналу исполняется в этом году 125 лет.
Он начал выходить в 1869 году, — и на первых порах ничто не предвещало его сегодняшней славы. Предназначался он любителям природы. Тон его был созерцательный. Вы могли прочесть в нем описание красивого солнечного заката или случаев необычного поведения животных, — например, рассуждения пожилого джентльмена о чувстве юмора у орангутанга, которого он наблюдал в зоопарке. Случалась в журнале и ожесточенная полемика … о Гомере. Уильям Гладстон, глава партии вигов и премьер-министр королевы Виктории (нелюбимый; любимым главой правительства королевы был Бенджамин Дизраэли), опубликовал в 1878 году книгу, в которой утверждал, что знаменитый древнегреческий поэт был не вовсе слеп, как о том гласит легенда, а только не различал цветов. К этому выводу он пришел на основании изучения текстов Гомера. Что тут началось! Кто только не писал в журнал! — в том числе и биологи, и физики: ведь образованный человек в ту пору всегда был хоть чуть-чуть да филологом. На страницах журнала обильно цитировались не только фрагменты Илиады и Одиссеи, но и ученые сочинения, написанные об этих поэмах с глубокой древности. Понятно, что все цитаты шли на языках оригинала и без всякого перевода. Никому и в голову не приходило, что заинтересованный человек может не знать греческого или латыни, не говоря уже о немецком или французском.
Классическая древность вообще занимала большое место на страницах журнала. Был, например, ученый спор о том, водились ли в античные времена тараканы — и не словом ли μυλακρις (милакрис, иначе: мюлакрис; мне милее первый вариант произнесения; в сегодняшнем греческом этим словом обозначают хлебного жучка) называет таракана Аристотель. Лишь постепенно филология уходит со страниц журнала, а любители природы уступают место настоящим естествоиспытателям. В свои поздние годы в Nature сотрудничал Чарльз Дарвин. С уходом любителей журнал поначалу стал менее читаем, но период спада не затянулся. Имена крупных специалистов привлекли к нему новый круг читателей, из лондонского журнала он превратился в международный, — а со времени начала образовательного бума, когда высшая школа стала доступна всем, он и вовсе стал всемирным.
Изменилась и система отбора материала. Если ботаник Л. Дж. Ф. Бримбл (Lionel John "Jack" Farnham Brimble, 1904-1965), редактировавший журнал с 1938 по 1965 год, ежедневно за завтраком обсуждал полученные рукописи с джентльменами своего клуба и руководствовался их мнением, то сейчас у редакции — 35 тысяч референтов во всех концах Земли, и все они — признанные специалисты. От обычных научных журналов Nature отличается тем, что печатает проблемные статьи, влияющие на целые направления; не отвергает спекулятивных построений и догадок, часто оказывающихся пророческими; а еще тем, что сообщает о новостях науки.
Разумеется, язык этого международного журнала — английский. Хорошо это или плохо, а именно этот неблагозвучный лондонский диалект, возникший из кровосмешения немецкого с французским, стал в наши дни языком научных публикаций. Сегодня естествоиспытатели редко знают латынь, не говоря уже о древнегреческом. Если вы хотите, чтобы вас прочли, — пишете по-английски. Так и поступают ученые под всеми широтами. Случается (и это совсем не редкость), что специалисту проще написать статью по-английски, чем на языке, впитанном с молоком матери. И в этой особенности современной научной жизни явственно виден вклад, принадлежащий журналу Nature.
Между прочим, и такой знаменитый в наши дни раздел фольклора как шутки физиков, восходят всё к тому же журналу. Среди первых шутников был сам создатель классической электродинамики Джеймс Максвелл. Великий ученый баловался версификацией. В 1872 году он воспевает на страницах журнала магнитное реле в таких вот трогательных стихах:
|
Милуются сквозь мили, не устают тянуться Души твоей волокна — сплошное волшебство! — Катушкой индуктивной вот-вот да обовьются Вокруг ферромагнитного сердца моего. Не скромничай, родная, почувствовав в проводке Индукции движенье, — от сердца полноты Шепни, какие токи текут в твоей обмотке: Мою печаль рассеешь, едва прищелкнув, ты. Чу! веберы сквозь омы — мне лучшего не надо! — Толпой валя́т. Ты, значит, вняла моей мольбе! Ах, ты моя отрада! Ах, я — твоя фарада, Заряженная вольтами нежности к тебе. |
Для непосвященных Максвелл делает необходимые примечания: ом и вебер — единицы электрического сопротивления и магнитного потока, вольт и фарада — напряжения и емкости конденсатора. Конечно, нам с вами эти примечания не нужны, мы ведь хорошо учились в школе. Мы даже помним, что все эти единицы — не столько существительные, сколько отымённые прилагательные: образованы от имён великих ученых Георга-Симона Ома, Вильгельма-Эдуарда Вебера и Майкла Фарадея.
26 ноября 1994,
Боремвуд, Хартфордшир;
помещено в сеть 4 января 2014
радиожурнал ПАРАДИГМА №43 на волнах РУССКОЙ СЛУЖБЫ БИ-БИ-СИ, Лондон, 29 ноября 1994
газета ГОРИЗОНТ (Денвер, Колорадо) №11, 15 июня 1999, стр. 38-40 (под псевдонимом Никифор Оксеншерна)
еженедельник ЗА РУБЕЖОМ (приложение к газете НОВОСТИ, Тель-Авив), №28, 15 июля 1999 (под псевдонимом Никифор Оксеншерна).
