Перестройка и гласность, новая оттепель, словом, большие перемены, происходящие сейчас в СССР и волнующие весь мир, прочно связаны с именем Горбачева, однако начались они задолго до него. Их предвестником стало явление, которое теперь иногда называют ленинградским литературным экспериментом. Вот вкратце его история и предыстория.
Неподцензурная литература, давно уже представленная сотнями имен, по-разному развивалась в двух своих основных центрах: в Москве и в Ленинграде. Москвичи одновременно и многочисленнее, и разобщеннее. Москва первой сумела найти выход к русским зарубежным изданиям, а сами эти издания, книги, журналы и газеты, оказались гораздо более доступными в столице, чем на берегах Невы. Культурная атмосфера Москвы была живее, динамичнее. Так это и по сей день. Наоборот, в Ленинграде сложился иной стиль и строй, который я решаюсь определить как элегический провинциализм, однако не ущербный, а скорбно-элитарный, с долей отрешенности — и чуть ли не посланнический. Этот своеобразный и так плохо поддающийся определению тон проявился в советское время, но угадать его можно уже в петербургских повестях Пушкина, и он явственно слышен у Иннокентия Анненского. С ним сопряжена таинственная и могущественная поэтическая традиция этого города. Однако советское время, точнее, его послевоенная пора, внесли сюда еще и провинциализм буквальный: единственный европейский город России оказался просто дальше, оторваннее от цивилизованного Запада, чем Москва. В результате и самиздат развился здесь сильнее, и местные неподцензурные авторы невольно сплотились к началу 1980-х в некоторое подобие централизованной общины, со своей внутренней жизнью и видимостью автономии. Понятно поэтому, что когда самиздат был осознан властью как государственная проблема, попытка его коагуляции была предпринята сначала именно здесь, в царстве Персефоны, где самый воздух насыщен рыданиями Аонид.
Идея клуба или даже профессионального объединения неподцензурных писателей давно носилась в воздухе. К началу 1981 года она была подхвачена редакцией машинописного журнала Часы, бесперебойно выходящего в Ленинграде вот уже второе десятилетие. От властей, еще совсем недавно разогнавших редакцию другого журнала, Тридцать Семь, неожиданно последовало одобрение. Между литераторами и чиновниками начались полуофициальные встречи и переговоры. Чрезвычайно характерно, что власть в этих переговорах была представлена не Союзом писателей, а идеологическим отделом КГБ, и даже самые встречи эти происходили, случалось, в так называемом Большом доме на Литейном, — впрочем, всего лишь на какие-нибудь сто метров отстоящем от Дома писателей на улице Воинова. Соглашение вскоре было достигнуто, и возникло доселе небывалое литературное объединение под названием Клуб-81.
В чем его небывалось? Литературных объединений много в Ленинграде, это любительские кружки, руководимые членами Союза писателей и посещаемые самой разнообразной публикой, от школьников до пенсионеров. Наставники в этих кружках посвящают дилетантов в тайны литературного профессионализма. В Клубе-81 нет наставника — зато есть куратор: инструктор ЦК КПСС по литературной части, он же — сотрудник Пушкинского дома и доктор филологии, Юрий Андреевич Андреев, прозванный в Клубе Андропычем. Его задача — не поучать, а направлять и сдерживать вчерашних самиздатчиков, за которыми признана некоторая доля профессионализма. Как невелико это признание, как двусмысленно положение членов Клуба, в большинстве своем работающих в литературе уже не первое десятилетие, — видно уже из того, что никакими усилиями им не удалось заставить Андреева ввести в название Клуба слово писатели или хотя бы литераторы. На прерогативы касты членов Союза власть не посягнула.
Инициаторы Клуба составили список кандидатов в члены клуба и устав, важнейшим пунктом которого был отказ от зарубежных публикаций. Подписав устав, кандидат становился членом. Для других желающих была предусмотрена процедура избрания. Любопытно, что из 80 человек, внесенных в первоначальный список, шестеро отказались от участия в Клубе, увидев в нем — кто новую бюрократическую препону типа союза писателей, а кто и просто лишнюю и суетную затею, ничем не способствующую творчеству.
Целью Клуба были объявлены открытые для публики писательские вечера, чтения и обсуждения, а затем и публикации коллективных сборников. Составить такие сборники не представляло труда: средний возраст членов клуба уже тогда приближался к пушкинскому. Тотчас были подготовлены четыре макета книг, куда вошли стихи, проза и критика. Один из них, после бесконечных эволюций и спустя почти пять лет, появился в печати под названием Круг. Советскому читателю впервые представили большую группу авторов, известных лишь благодаря самиздату.
Как об этом сборнике, так и о самом Клубе-81, высказано два основных суждения, выделяющихся в общей разноголосице споров. Первое оценивает Клуб как победу общественности над охранкой. Власть оказалась вынужденной считаться с теми, кем еще вчера помыкала. Эстетические диссиденты, не присягнувшие идолу социалистического реализма, пробились к читателю, причем не за границей, а на родине. Последняя оговорка важна. Дело в том, что редакция журнала Часы, на базе которой возник Клуб, представляет левое крыло почвеннического движения и в принципе возражает против зарубежных публикаций. Неслучаен и соответствующий пункт в уставе Клуба. Впрочем, лишь очень немногие авторы всерьез отнеслись к этому декларативному обязательству.
Второе суждение таково, что власть, путем ловкого розыгрыша, одновременно и унизила авторитет нравственной оппозиции, вынудив литераторов принять двусмысленное и только их обязывающее соглашение, и сама заработала на этом огромный моральный капитал. В самом деле, это демонстративное послабление должно ведь, по замыслу, не только лишить почвы самиздат и зарубежные публикации, но и свидетельствовать о свободе печати и собраний в СССР. Разом достигались три, казалось бы, взаимно исключающие друг друга цели. Послабление же было минимальным, ибо хорошо известно, что эстетическое (да и политическое) инакомыслие давно уже проникло и в Союз писателей, и на страницы массовых советских изданий.
Работа Клуба продолжается, и пора подведения итогов, к счастью, еще не настала. Готовится к выходу второй сборник, говорят о кооперативном издательстве и журнале. Вопрос о том, кто в выигрыше от создания Клуба, решат лишь художественные достоинства публикуемых сочинений. Подождем с оценками, отметив пока лишь то, что два упомянутых суждения о Клубе очень напоминают два основных мнения, высказываемых о горбачевской оттепели.
24 марта 1987, Иерусалим
помещено в сеть 12 октября 2018
на волнах русской службы радиостанции СВОБОДА (Мюнхен), 7 минут, эфир 17 и 18 апреля 1987.
