Проблема перенаселения Земли на первый взгляд стоит острее, чем когда-либо. В 2000 году нас стало шесть миллиардов человек, а всего каких-то двенадцать лет до этого было только пять. В год на планете прибавляется по 83-84 миллиона человек — чуть меньше, чем население Германии. Не ясно ли, что старик Мальтус был прав, и скоро все мы вымрем с голоду?
Демографы, действительно, бьют тревогу, но по поводу прямо противоположному: твердят не о демографическом взрыве, а о демографической воронке. Реальная опасность подкрадывается с противоположной стороны, и направлена в первую очередь на развитые страны.
Попытаемся понять, что происходит, но сначала определим свое место на демографической кривой. Место это уникально: оно называется точкой перегиба. Многие тысячи лет — в течение всей истории человечества — население Земли росло с ускорением, однако само население было столь невелико, что о его ускоренном росте долго не догадывались. Догадался в конце XVIII столетия британский экономист (и священник) Томас-Роберт Мальтус (1766-1834), — и переполошил всех думающих людей мира. По счастью, он ошибся: верно поставил задачу, но решение дал переупрощенное, не взял в расчет факторов цивилизации, не учел, что мы — представители вида homo sapiens. Люди в его модели ведут себя как примитивные одноклеточные микроорганизмы, размножающиеся делением.
До Мальтуса вообще никому в голову не приходило подсчитать людей планеты и проследить, как меняется их численность. После выхода его книги Очерки народонаселения (1799) учёные сели за расчёты. И как раз вовремя. В 1804 году население планеты достигло миллиарда человек. На первый миллиард, как мы уже отметили, ушла вся предшествовавшая история человечества. Но зато уж дальше ускорение заявило о себе во весь голос. К 1927 году количество людей удвоилось, в 1960 году достигло трех миллиардов, а затем — прибавляло по миллиарду спустя 14, 13 и, наконец, всего 12 лет! Разве не очевидно, что мы — у края пропасти?
Но — странное дело — специалистов эти цифры не устрашают, а обнадеживают. Из них можно заключить, что скорость прироста увеличивается всё медленнее, вот-вот станет постоянной и — начнет падать. Мы — вблизи переломного момента. Об этом говорит и логика демографической кривой, и более тонкие соображения, учитывающие ход цивилизации. А главное предсказание Мальтуса сбылось, что называется, с точностью до наоборот: благодаря успехам мысли и развитию техники каждое новое поколение живет в материальном отношении лучше предыдущего.
Всё это уже в такой мере осознано, что на повестке дня — вопрос о мерах по поддержанию убывающего населения развитых стран. Сегодня почти все согласны, что в обозримом будущем общая численность землян пойдет вниз. Подсчитано, что если сегодняшние тенденции не изменятся, через тысячу лет Европа будет материком брошенных городов. Опустеет и Япония. Из 126 миллионов жителей (на 2000 год) в ней останется всего … пятьсот человек. Всё это, конечно, переупрощенные прогнозы в духе Мальтуса, они не сбудутся уже просто потому, что будущее непредсказуемо; но они производят впечатление и заставляют думать.
Для естественного поддержания постоянного уровня населения, говорят демографы, у каждых наугад выбранных десяти женщин должен быть в общей сложности двадцать один ребенок — так сказать, по 2,1 на душу. Ни в одной европейской стране коэффициент плодовитости до этой цифры не дотягивает. В Соединенных Штатах и Бразилии — тоже. Великобритания — в числе наиболее благополучных стран, здесь коэффициент — 1,7. А в блаженном Средиземноморье положение прямо-таки плачевное: в Италии коэффициент — 1,24, в Испании — и вовсе 1,15 (а во многих районах — меньше единицы!). Это в католических-то странах!
А тем временем Азия и Африка потирают руки. У них с рождаемостью всё в порядке. Каждый из материков уже поспешил объявить XXI век своим. Но здесь дело обстоит не так просто. Верно, что население на этих континентах пока что быстро растёт. Однако страны Азии и Африки еще быстрее богатеют — и здесь-то и зарыта антимальтузианская собака. Парадокс, давно уже ставший привычным, учит, что неуправляемый рост население — особенность беднейших стран. С достатком приходит цивилизация, а с нею — так называемый демографический переход, когда за резким падением смертности еще резче падает рождаемость. Люди как бы приходят в себя, от жизни животной делают шаг в сторону к жизни разумной. Европейские страны прошли через этот важный рубеж в девятнадцатом веке, африканские и азиатские — находятся на подступах к нему сейчас. Государственное регулирование тут почти ни при чем. В Китае, где оно есть, и в Индии, где его нет, прохождение через перевал ожидается одновременно: в 2015 году. В нищем Бангладеше — еще через пять-десять лет. И тогда там начнется то самое, что уже сейчас тревожит политиков в развитых и развивающихся странах: убыль населения.
Сегодня большинство принимает следующий прогноз: к 2050 году численность человечества достигнет 9,5 миллиардов и начнет убывать. Согласно другому прогнозу падение начнется в 2040 году, при численности в 7,5 миллиардов.
А в Европе уже наблюдается нечто небывалое и неожиданное: снижение численности трудоспособного населения. В Германии и Италии эта численность ежегодно падает на целый процент. Оптимисты указывают на благоприятные последствия этого снижения. Безработица пойдет на убыль и в конце концов вообще исчезнет. Жилья будет в избытке — незачем будет строить новое. Но это — не завтра, не в ближайшем будущем. Сперва работающим, преимущественно молодежи, придется какое-то время кормить стариков; ведь средняя продолжительность жизни в развитых странах неуклонно растет, а население — быстро стареет. А затем — новая беда. Не за горами день, когда некем будет заполнить пустующие рабочие места. Наиболее дальновидные страны — например, Швеция и Норвегия, — уже сейчас идут на все мыслимые ухищрения, чтобы поощрить рождаемость. Перед молодежью прямо заискивают. Не хотите жить в браке — не надо: только рожайте! За деньгами мы не постоим…
Но уже ясно, что своими силами европейским странам не обойтись: нужен приток мигрантов, притом — не чернорабочих, как это бывало в прошлом, а людей квалифицированных. Здесь обнаруживается другая знаменательная особенность нашего времени. Некогда главной ценностью была земля, затем ею стали капитал и машины, теперь — это образованность и деловое остроумие. Не физический труд, а профессиональные навыки и способность отчетливо мыслить ценятся больше всего. Мы всё больше платим за сведения, и всё меньше — за энергию.
Итак, поднимающие голову континенты правы: столетие — за ними, но не совсем в том смысле, который напрашивается. Азия и Африка, точно, подомнут под себя Европу, только не у себя дома, а в самой Европе. Сегодня Европа ставит рогатки иммигрантам, но вскоре начнет зазывать их. Она будет вкладывать громадные деньги в университеты и профессиональные школы отдаленных стран, поставляющих ей жизненно необходимый человеческий материал. Страны континента будут свирепо соперничать друг с другом в борьбе за иммигрантов, на перебой предоставляя им всевозможные льготы и снижая подоходный налог.
Вполне понятно, что вопрос об этнической чистоте отпадёт раз и навсегда. Он уже и сегодня возникает только в самых отсталых странах. Времена, когда Европа была континентом белой расы, исповедующей христианство, — безвозвратно канули в прошлое. В развитых странах люди живут национальными и культурными общинами, границы которых постепенно размываются. Страны, наиболее закрытые в культурном отношении, — такие как Россия, а в Западной Европе — и Франция, — обречены на отставание или жертвы. Как это ни печально, тормозом в их развитии будет именно своеобразие их великих культур и языков, в то время как общая тенденция направлена в сторону сглаживания различий и стирания своеобразия. Придется выбирать между Расином и Пушкиным с одной стороны, и изобилием — с другой. Понятно, чему будет отдано предпочтение.
Иными словами, мы на пороге нового Вавилона. Он, однако же, будет существенно отличаться от старого, легендарного. Там, в библейском мифе, единый язык человечества распался на многие. Здесь — новый Вавилон будет горнилом некого универсального языка для обмена услугами, сведениями и культурными знаками между людьми очень разного происхождения и воспитания. Лингвистической основой этого языка будет, судя по всему, английский, но дело не в лингвистике. Мы всё больше объясняемся знаками, картинками и символами, всё меньше нуждаемся в сложных грамматических формах. Насыщена знаками и наша речь, становящаяся всё беднее, лаконичнее и отрывистее. Прощай, поэзия! Столкновение разных культур усилит эти антиречевые процессы — и приведет в окончательный упадок традиционные искусства. Высокое творчество, как его понимали веками, требует единообразного и родственного окружения. Вот этой-то благодати будет всё меньше. За процветание мы будем расплачиваться задушевностью, человечностью. Невообразимая по богатству и обилию материальных возможностей культура будущего будет холодна, а человек в ней — одинок.
16 ноября 1997,
Боремвуд, Хартфордшир;
помещено в сеть 13 февраля 2005
радиожурнал ПАРАДИГМА №101 РУССКОЙ СЛУЖБЫ БИ-БИ-СИ, Лондон, 18 ноября 1997
газета ЛОНДОНСКИЙ КУРЬЕР №76, 10 апреля 1998
журнал РАДУГА (Таллин) №?, февраль 2000
