Ошибка переводчика мне на руку. Название книги Флеминга From Russia, with Love переводится, конечно, не как Из России, с любовью, а как Из России, с приветом. Переводчик не знал хрестоматийного правила, гласящего, что дословный перевод искажает смысл, и даже эпистолярной запятой не заметил. Но эта ошибка вошла в сознание читающих по-русски, стала формулой (вместе с двумя другими анекдотическими ошибками при переводе с английского: Организация объединенных наций и Соединенные Штаты Америки) — и как нельзя лучше подходит в качестве названия моего цикла. Я пишу из страны, которую люблю, в страну, которую любил.
Ю. К.
24 сентября 2014,
Калгари, Альберта
«…Г-н Роман Королик, от роду 29 лет, зарезал свою возлюбленную, г-жу Дженину Каунаскиене, пятидесяти одного года, женщину (как отметил инспектор Брайан Мазерс) уважаемую, трудолюбивую, работавшую сразу в двух местах ради поддержания своей семьи. Утром г-жа Каунаскиене собиралась на работу. Г-н Королик (это выяснилось в суде) говорил с нею резко; г-жа Каунаскиене решила прервать с ним партнерские отношения и попросила его освободить ее квартиру на третьем этаже дома Капел-хаус по улице Лоддиджс-роуд в районе Хакни. Г-н Королик, украинец, живший в Лондоне нелегально, остался сидеть на лестнице многоквартирного дома и пил, дожидаясь возвращения г-жи Каунаскиене с работы, а дождавшись, убил ее посредством семи ножевых ударов в грудь и в живот. Жильцы заметили тело и вызвали полицию. Смерть пострадавшей констатировали в больнице Роял-Ландон-хоспитал. Суд приговорил г-на Королика к пожизненному заключению с рекомендацией выслать его на Украину после непременных пятнадцати лет отсидки в британской тюрьме…»
Сообщение как сообщение. Никаких комментариев. Но мы прокомментируем.
В ту пору, когда физики шутили, у них была шутка под названием римское правило: «Те, кто говорят: этого сделать нельзя, не должны мешать тем, кто это делает». Древние римляне сделали невозможное: из крохотной деревушки с гиблым климатом на берегу Тибра — стали всемирной империей, эмбрионом европейской цивилизации. Как им это удалось? Благодаря врожденной косности и тупости. Они были тугодумы. Не любили новшеств и уважали закон. Когда империя добралась до берегов Темзы, эти два качества пришлись впору в тамошнем котле варварских племен, да так удачно, что маленькая страна (потом названная Англией), размером чуть больше Голландии, тоже создала империю, по территории много превосходившую Римскую и вообще все империи прошлого и настоящего; определила облик современного мира; и дала миру язык, на котором сейчас говорят все, бедный по звуку, но богатый словами и временными конструкциями. Чудо, да и только. Южнее Темзы был другой котел племен. Там больше всего ценили военную доблесть и галантность, создали изумительный язык, но создать империю храбрецам что-то помешало — не иначе как «острый галльский ум».
Британия — это закон: вот первое, что можно и нужно о ней сказать. Идея закона проста. Человек, в силу своего биологического задания, эгоистичен, подвержен страстям, но жить может только в обществе, — только в обществе и для общества он может быть хорош; дурное в человеке нужно поставить в жесткие рамки — и тем самым выявить хорошее. Лишь там, где царит непреступаемый закон, есть общество и свобода.
Всё это так крепко втемяшилось в головы туповатых британцев, что открыло дорогу гениям масштаба поистине античного. Шекспир и Ньютон принадлежат в первую очередь человечеству, а затем уже крохотной Англии. Не будь закона в крови у маленького островного народа, никогда бы этим фантомам не появиться. И того, и другого в пеленках бы задушили. Всё на пустячке держится, на крючкотворстве. На глупости и косности. Ну, не смешно ли, что царствующая королева Елизавета Вторая — в отличие от вас или меня — не может пересечь границу лондонского Сити без разрешения мэра? Этому закону (этой традиции) — столетия, эта причуда к Великой хартии вольностей восходит, к 1215 году. Вздор, да и только. Но этот вздор соблюдается и работает. А недавно, в 2007 году, другой закон был принят и вступил в силу: запрет курить в публичных местах, не исключая и пабов, английских пивных! И что? И ничего. То есть — всё. Закон вышел — курить перестали. Full stop; точка. Это в Англии-то, где с XVI века и до середины XX века курили все мужчины (исключая м-ра Доррита); где впервые стали открыто курить женщины. Вокзал Сант-Панкрас, недавно переоборудованный для приема и отправления европейских скоростных поездов, идущих под Ламаншем, смотрит на улицу Юстон-роуд своим совсем не вокзального типа фасадом. В этом громадном безвкусном здании в XIX веке была роскошная гостиница Мидланд-гранд-хотел; вот в ней-то человечество и признало, что злостный антиобщественный порок (в ту пору он считался как раз общественным) присущ не только сильному, но и прекрасному полу; в гостинице открыли первую в истории курительную комнату для дам.
Закон (разумеется, осознанный как необходимость всем без изъятья обществом; иначе он не закон) вовсе не превращает человека в ангела, а общество — в Аркадию. Страсти, пороки, талант, добродетели — создают неравенство. Оно — неустранимое свойство общества, его органический изъян. И вот на этот-то изъян английский (британский) закон, исходящий из порочности человека, никогда — совершенно подобно римскому — не посягал, именно потому, что порок этот неустраним. К югу от Ламанша — посягнули, и что вышло? Гильотина. Она и оказалась физическим воплощением равенства, а еще больше — братства. В Англии всегда понимали, что свобода с равенством и братством не рифмуется; что самая попытка достичь их — уже отрицание свободы. Человек свободен только на своем месте. Типичная фигура английского средневековья — бравый простолюдин, отличившийся в бою под знаменем короля — и отклоняющий предложенное ему рыцарское достоинство. Английская революция делалась ради свободы, французская — ради равенства и братства.
Если же отказаться от братства, то некоторое равенство не только достижимо, но и необходимо. Люди равны перед Богом (безотносительно к тому, есть Бог или его нет) — и должны быть равны перед законом. Что они равны перед фунтом стерлингов, даже не обсуждается. Тутошняя пословица (на глазах теряющая актуальность) гласит: «На деньги купишь лучший табак». Из всех советских установлений только одно не давалось британцу: как это покупательная способность рубля могла зависеть об общественного статуса человека.
У Шекспира (следовавшего Томасу Мору) Ричард III — злодей и горбун. Первое — по сей день под вопросом, второе — клевета: горбуном он не был; на портретах горб пририсован. Совершенно точно известно, что при этом короле появился суд присяжных, теперь ставший нормой в цивилизованном мире. Присяжные олицетворяют весь народ в целом. Народ, а не судья произносят вердикт (установление вины). Судья существует только для соблюдения законности судопроизводства и вынесения приговора по букве закона. Его роль пассивна.
Как назначают присяжных в современной Британии? Сперва делается большая случайная выборка (есть такой термин в теории вероятностей и статистике); затем из нее отбирают 12 человек уже с оглядкой: чтобы женщин и мужчин было, по возможности, поровну; чтобы разные расы, культуры, культурные уровни и степени достатка были представлены и уравновешены. Отобранным рассылают повестки. Это призыв на гражданскую службу, аналогичный призыву в армию. Работающим возмещают средний заработок. Если человек живет и работает в другой стране, это не причина для отказа от службы.
Зародилась эта система не в Британии, а в Исландии; занесена была викингами. Отвод свидетелей и некоторые другие тонкости — тоже оттуда. Но благодатная почва для всего этого народоправства опять-таки нашлась тут, в Британии.
В конце XX века Ричарда III (1452-1485) отдали под суд присяжных — и оправдали. Даже не один, а несколько раз пускались люди в эту странную игру, и всегда с одним и тем же результатом: not guilty. Нет указаний на то, что он — убийца молодых принцев Эдварда и Ричарда. Король не был заинтересован в этих убийствах — и он не был полновластен. По британскому закону покойника пришлось отпустить на свободу.
Ричард III, напомним, представлял белую розу. В Йорке и сегодня каждый прохожий скажет вам, что пресловутый горбун — лучший король Англии за всю ее историю.
В английском языке — по крайней мере восемь эквивалентов русскому убивать, каждый со своим оттенком (без глаголов, образованных от существительных вроде застрелить, и, конечно, жаргона). В Англии изобретен жанр детектива. Какое плоское, узкое и холодное понимание человека! Где же тут место любви, состраданию, братству? «Запад, — говорит славянофил, — пошел путем внешней правды, а русский народ — путем внутренней правды…» На это британская история отвечает так: мы лучше убивать будем поменьше. В России внутренняя правда увенчалась ГУЛАГом, в Германии — Освенцимом. Массовая любовь ведет к массовым убийствам. Торквемада и Робеспьер жизнь положили за любовь к ближнему. А мы прохладны. Зато в самый пик подъема фашистских настроений в Европе в 1930-е годы наш Британский союз фашистов не сумел провести в наш парламент ни одного кандидата.
«Британские власти укрывают террористов», писали в России в связи с невыдачей чеченца Закаева, где Закаев (как следует уже из этого заголовка) был осужден до суда. Так и видишь «управляемую демократию» и «вертикаль власти». Видишь страну, где президент может «назвать» своего преемника. И становится смешно. Закаева не британцы «укрыли». Его «укрыла» совесть: коллективная совесть многих поколений англичан, британцев и европейцев, прямиком уходящая к Катонам и Цинциннатам.
20 декабря 2007,
Боремвуд, Хартфордшир;
помещено в сеть 5 февраля 2008
газета ДЕЛО (СПб), 28 января 2008, с искажениями
