У некогда модного в России писателя Б. Акунина герой с торжеством заявляет врагу, что хранит деньги в швейцарском банке. Дело происходит в Лондоне, в 1876 году. Старейшему из швейцарских банков в ту пору — 14 лет, а Лондон — финансовая столица мира… (У этого автора еще много смешного. Например, что утренняя зарядка — английская выдумка; на самом деле — немецкая; что мужик сует паспорт в окошко для получения посылки… — на главпочтамте в Петербурге в 1876 году!)
При беглом взгляде на английский язык кажется, что англичане только и думают о деньгах. Все праздники называются в Британии банковскими каникулами. Так и видишь: взявшись за руки, люди в священном безумии пляшут вокруг этого своего поганого капища, своего золотого тельца. Причем здесь банк, ради всех святых?! Но банковские каникулы именно ради всех святых и созданы, это всё сплошь святые христианские дни. Тут всё логично: по этим дням торговля изгоняется из храма; сделок нет, верующие сосредоточены на вере (кстати, trade — не только торговля, но и профессия). Для английского уха bank holiday не странно звучит еще и потому, что у слова банк — не одно значение (как в русском), а дюжина. Современный английский полон застывших, давно отработавших своё метафор. У иных смысловая цепочка уводит в дремучую древность, у других — отсечена глухой стеной парадокса. Отчего день Христовой казни — добрая пятница? Может, это нас к доброте призывают? Есть же по-русски прощеное воскресенье.
Первое значение слова банк — длинная кипа, куча. Видишь монеты, сложенные покосившимися стопками на столе менялы… И еще видишь знаменитую советскую карикатуру-диптих: на одной половинке — толстый буржуй, в цилиндре и с сигарой, говорит самодовольно: «Я храню деньги в банке!»; на другой — бездомный на садовой скамейке с пустой консервной банкой в руках откликается: «Я — тоже!». Последний раз карикатура появилась в советских газетах при воцарении Андропова. Цилиндр буржуя показывает, что создан этот пропагандистский шедевр в 1920-е годы. Может, тогда (а вернее — в 1870-80-х) так и было. А сейчас банк — место самое народное.
Рядовой клиент британского банка, держатель текущего счета, не платит за банковские услуги. Счет тоже открывается бесплатно. Раз в месяц вам бесплатно присылают банковский отчет, где учтена каждая сумма. Все операции, кроме вложения и снятия денег, можно совершить по телефону. При этом вам сперва зададут несколько вопросов, чтобы удостовериться, что это — вы: спросят дату и место рождения, адрес, еще что-то. Если вы снимаете деньги, паспорт в окошко пихать не нужно. У доброй трети британцев его вообще нет: не все ездят за границу. Удостоверения личности тоже нет: оно — посягательство на вашу свободу. Вместо него иногда (хоть и не в банке) спрашивают водительские права, но на этих правах до недавнего времени (до усиления терроризма) не было фотографий — по той же причине; права с фотографией — то же удостоверение личности. В тех немногих местах, где у вас просят удостоверить вашу личность, работает такая бумажка как счет на газ или электричество, в которой указаны ваше имя и адрес.
Иначе супермаркеты не назовешь: это дворцы, храмы, по площади равные древним городам вроде Трои или Иерихона. Имена у них тоже красивые: Тэско, Сэйнсбери, Мориссон, Уэйтроуз, Маркс-энд-Спенсер (этот Маркс был родом из России, из черты оседлости; начинал с нищей мелочной торговли с лотка в Ливерпуле, по пенсу за предмет). В храмах чисто, тепло и светло. Всё сияет, всем весело. Радость жизни наглядна: можно съесть вот это, а можно — это. Другая радость — оказаться в обществе, на людей посмотреть и себя показать. Это праздник, который всегда с тобой (не то, что музеи, где нужно имитировать заинтересованность). Тут же обыкновенно и промтовары: одежда, обувь, электроника; но основная толпа валит к жратве. Толпе не тесно — несмотря на то, что каждый покупатель шествует с продуктовой тележкой (в иных местах за нее оставляешь в залог фунт) или ручной корзинкой. Коляска устроена так, что если вы навалитесь на ее ручку всем вашим весом, она (даже пустая) не перевернется. Обслуживают вас как лучшего друга. Почти всё можно вернуть: например, ветчину или йогурт, уже наполовину съеденные. Говоришь: несвежие — и тебе не возразят, нюхать не станут; на месте вернут деньги. В случаях, так сказать, вопиющих — возвращают деньги и выдают бесплатно товар. Я купил как-то бутылку коньяку, которая шла со скидкой в три фунта, а в кассе с меня по ошибке взяли полную стоимость. В отделе обслуживания (Customer Service) мне тут же вернули деньги — и не три фунта, а всю стоимость; коньяк я получил бесплатно. В самых вопиющих случаях назначают сумму, на которую ты можешь выбрать что угодно. Так было, когда я однажды обнаружил в пирожке (индийской вегетарианской самосе) пластиковую стружку.
В отделах одежды есть примерочные, но большинство предпочитает примерять покупку дома. В периоды распродаж, например, под Рождество, когда начинается потребительское помешательство, женщины набирают целый гардероб, даже если им нужна только одна вещь, а на другой день сдают этот гардероб за вычетом одной вещи, а то и целиком. При этом не то что упрека никто не услышит, а даже неудовольствия на лице приказчика не промелькнет: это было бы непрофессионально. (В Питере, в районе Озерков, в новом российском дворце жратвы для богатых, я как-то попросил нарезать мне двести граммов колбасы. Нужно ли продолжать? Ушел я с пустыми руками и больше туда не ходил…)
В каждом потребительском храме есть комната матери и ребенка — для переодевания подгузников грудным детям. Заметьте: в дурное место с грудным не пойдешь, а тут — просто ясли с детским садом и начальной школой. Если у женщины еще и второй ребенок, чуть постарше грудного, его, чтобы он не болтался под ногами, она может посадить на время переодевания младенца в специальное кресло, укрепленное на стене. В торговых залах те из детей, кто уже ходит, резвятся, хватают с полок товары, иной раз швыряют их на пол или портят, одержимые исследовательским пылом, — но снующие рядом служители и бровью не поведут. Все потравы, включая воровство, учтены в стоимости товара.
Для инвалидов (их тут ханжески именуют людьми с ограниченными возможностями) имеются кресла на колесах, ручные и электрические, с уже установленной или прикрепляемой спереди большой корзиной для покупок. Естественно, кресла — бесплатные. Для инвалидов же имеются пандусы, а эскалаторы и лифты устроены с оглядкой на инвалидов, но — для всех и каждого.
Все это имеет под собою подразумеваемый лозунг: покупатель должен испытывать удовольствие. Иначе он не купит. Зато если его развеселить, он купит больше, купит лишнее, ненужное, и храм жратвы на этом выиграет; не на каждой отдельной покупке выиграет, а на коловращении денег. Это ведь не новость: другое имя капитализма — производство потребностей. Основные потребности человека невелики. Один средневековый среднеазиатский душегуб, прославившийся своей жестокостью и доблестью, Тимур Хромой (Тамерлан) говорил презрительно: «человек может быть сыт и половиной хлеба в день». Можно жить на хлебе и воде, не суетиться. Тот же Восток в лице дервиша (или Екклесиаста) возражает Тимуру: спешить человеку незачем, стремиться некуда, всё идет в одно место. Чего резвитесь? Презрение к западной цивилизации у кочевника или крестьянина из захолустья идет именно по этой линии. «Проклятые гяуры думают жить вечно». Но человека не переделаешь, и конвейер потребностей не остановишь. Бизнес — тоже. По своей природе бизнес — смягченная форма грабежа. Слава богу, что смягченная! В цивилизованном обществе вас грабят по мелочи, из-за денег не убьют.
В первые годы жизни в Британии я изумлялся глупости газетных передовиц. Автор (любой; передовицы написаны так, что всё авторское из них вытравлено) не может выдержать тему, не может выстроить сообщение логично и последовательно, по развитию действия или важности фактов, то влево скакнет, то вправо от основной линии. Я спрашивал себя: «неужто целый народ — всё сплошь идиоты? или в газетах пишут одни двоечники?» Вторая из догадок, может, и не далека от истины (те, кто поумнее, обычно пишут не слова, а формулы), а первая точно неверна. Тут был расчет, коммерческий расчет. Газеты мы читаем по диагонали, наше внимание рассеяно; чтобы его как-то удержать, нужны именно скачки в сторону, логические сбои.
Много позже тот же прием я обнаружил в супермаркетах. У каждого покупателя есть свой стандартный набор покупок, слегка варьируемый. Супермаркет не хочет этого: он хочет заставить вас покупать больше, пробовать новое. Как этого добиться? Да очень просто. Вы приходите в этот торговый город, идете на знакомую улицу, протягиваете руку за знакомым продуктом — и не находите его на привычном (логичном) месте. Всё переставлено. Это выводит вас из спячки, вы начинаете искать, а пока ищите — нет-нет да и сунете в корзинку что-то новое (лишнее, не нужное). Обычный фокус состоит в том, что, отправляясь за хлебом (буханка стоит от 50 пенсов до двух фунтов; разнообразие ошеломляющее, удручающее; «русский хлеб» тоже тут, его печет в Камбрии один бывший сотрудник Би-Би-Си, природный британец, съездивший за закваской в Кострому), вы оставляете в супермаркете 20-30 фунтов.
На прощанье в кассе вас спросят с улыбкой: не хотите ли наличных? Дадут, если попросите, и денег за услугу не возьмут, а выданнуюю сумму вычтут с вашего банковского счета. Потому что расплачиваетесь вы, разумеется, карточкой (даже если купили на фунт).
18 февраля 2008,
Боремвуд, Хартфордшир;
помещено в сеть 7 апреля 2008
газета ДЕЛО (СПб), 7 апреля 2008, с искажениями
