Давно ли Москва была «столицей всего прогрессивного человечества»? Давно. Как давно это было! Но и тогда, притом даже в самом помутненном сознании, она не была столицей человечества… В Риме (в Вифлееме) мы чувствуем себя в центре христианского мира; в Нью-Йорке — в центре делового мира; в Лондоне — мы чувствуем себя в центре мира. Может, не мы, не все мы, но местные уроженцы — точно. Это не лозунг. Эти слова никогда никем не были произнесены (политическая корректность сейчас и не допустила бы такого); это — именно чувство; образ, с младенчества пустивший корни в подсознании. Откуда он?
В первую очередь — от языка. Не английская доблесть сделала уродливый темзинский диалект мировым языком торговли, политики, науки, даже — во что поначалу совершенно невозможно было поверить по соседству с французским — первым по значению языком литературы. Это сделал американский доллар. На первом месте в мире (по числу носителей) остается китайский язык; на втором — испанский; английский — на скромном третьем, но зато это — лингва-франка: вы имеете шанс объясниться на нем в любом уголке мира; даже в Китае, где по-английски вам ответят 300 млн. человек.
А можно и так сказать: не было бы американского доллара без английской доблести, английской конституции и некоторых привлекательных качеств английского характера, из которых отметим здравый смысл. Крохотная островная страна, в четыре с лишним раза меньше Франции, создала самую большую империю в истории человечества и управляла ею, руководствуясь здравым смыслом. Она спокойно и без сетований рассталась с империей, как только здравый смысл подсказал ей, что времена изменились. Канада и Австралия хотят самоуправления? Не удерживаем. Индия желает быть независимой? Милости просим. Даже «Северо-Американские Штаты» легко было удержать, если б только игра стоила свеч. Их — отпустили. И никто не догадался крикнуть: «Родиной не торгуют!».
Но если наш язык стал мировым, не говорит ли это о том, что мы — норма, а все остальные — пусть хоть небольшое, но всё же отклонение от нормы? Язык ведь не к словам сводится и грамматике, он что-то важное в нас выражает. Эллины (учит марксизм) были нормальными детьми. Британцы — по всем признакам — нормальные взрослые. Западная цивилизация — копилка, в которую больше всех вложили британцы. Не потому ли, что другое имя здравого смысла — терпимость? Но терпимость прохладна…
В центре мира должны быть две вещи: пустота и Бог. Обе немедленно заявляют о себе в Лондоне. Вы чувствуете это кожей. В самой гуще толпы, на Стрэнде, на улице Оксфорд-стрит, на площади Пикадилли-сёркус, под знаменитым бронзовым Эротом-стреловержцем (где назначают свидания), — вы ничей, вы наедине с Богом. Это чудесно: в стране нет национальной идеологии, нет отеческого покровительства государства, нет господствующих представлений, политических или религиозных; вы вольны быть кем угодно, говорить что угодно (в рамках закона). Это ужасно: вы непомерно одиноки, вы — лицом к лицу с Богом, «на роковой очереди», как сказал Тютчев; нет между вами посредника. Конечно, иные народы живут здесь общинами, кланами; эти счастливцы вкушают свободу вместе с родственным теплом; другим достается только свобода, т.е. пустота и Бог. Чувство одиночества в толпе мирового города превосходно описали Декарт (он говорил об Амстердаме; в XVII веке центром мира был Амстердам) и Герцен в годы своей лондонской жизни.
Ни братство обездоленных; ни братство избранных (людьми или Богом); ни всеобщее братство никогда не казались серьезной идеей в мировом городе. Братству здесь предпочитают сотрудничество.
Катастрофическое наводнение в Индокитае попадет на первые полосы британских газет и станет заглавной телевизионной новостью, но вообще первыми всегда идут новости местные, британские: о том, что школы плохие; о том, что нужно сократить норму алкоголя, позволенного водителю за рулем, и т.п. Все телеканалы и большинство лондонских газет — общенациональные (в США, заметим, таких газет не существует; каждая занята своим штатом). Своя рубашка ближе к телу. Это нормальный эгоцентризм, без перекоса. В консервативной газете Дейли-телеграф (ДТ) раздел Всемирные новости обычно начинается на 18-й странице. (ДТ — последняя британская газета, еще предназначенная для чтения в кресле; все прочие, включая Таймс, — уже таблоиды, что вовсе не означает бульварные, а говорит только о размере газетного листа, уменьшенного вдвое; таблоид означает: для чтения за столом.) Если иностранная новость затрагивает британца, она будет ближе к началу газеты, но лишь в трагических или курьезных случаях — на первой полосе. Если она заслуживает комментария, ищите его на 25-30 странице, как раз перед редакционными статьями.
Берем наугад одну такую новость. Г-жа Джиллиан Гиббсон отправилась в Судан учить 7-летних детей в частной школе. Обучение велось игровое. Детям было поручено написать сочинение про плюшевого медвежонка. Медвежонку дети сами подобрали имя — Мухаммед. Суданским властям это показалось святотатством, учительницу посадили в тюрьму и собирались публично бичевать, а народ требовал обезглавить ее. Неделю она провела в застенке, в ожидании своей участи. Дело едва удалось замять с помощью двух британских лордов-мусульман, срочно отправившихся в Хартум. Как об этом сообщали в новостях? Без комментариев: только факты. На первой странице ДТ можно было видеть снимок: толпа фанатиков с мачете в руках требует казни г-жи Гиббсон. Короткий комментарий (Саймона Хеффера) на 29-й странице был таков: «Едешь в чужую страну — сообразуйся с ее культурой (чего и мы ждем от приезжих). В иных странах выпивка — уже идеологическая диверсия и богохульство. Нарушил местные правила — не изображай из себя жертву; ты знал, на что шел. Однако поведение суданцев — дикость из ряда вон выходящая. Когда г-жа Гиббсон вернется домой, нам следует отозвать своего посла. Если эти люди ведут себя, как дикари, будем видеть в них дикарей…» Посла, однако ж, не отозвали.
Здесь всё характерно: и учительница, не из-за денег, а движимая любовью к дальним поехавшая к дикарям; и спокойная, но деятельная реакция правительства; и реакция СМИ. Г-жа Гиббсон совершенно искренне говорила, что уважает ислам и дурного в виду не имела… Где только мы ни видели британских просветителей, миссионеров и борцов за права угнетенных? Колонизаторов и завоевателей — тоже. Но завоевание завоеванию рознь. Вокруг какой еще державы возникло содружество наций из ее бывших колоний? А рецепт всё тот же: здравый смысл, умение сообразоваться с обстоятельствами. Громадной Индией управляло всего 2500 британских чиновников.
Интерес к другим странам у британцев не чрезмерный; они смотрят на мир сквозь призму своей политики и своего опыта. Россию вспоминают не чаще чем раз в полгода и всегда в связи с эксцессами. Ее портрет в сознании рядового британца завершен; эта страна безнадежна. Главные физиономические линии современной России — убийства Политковской и Литвиненко, анекдотический карьерный ход Путина и его 40 миллиардов за восемь лет в должности. Выборы, в отличие от американских, почти не обсуждаются. Главное понято и так: Россия XXI века выбирала между демократией и сытостью, и выбрала сытость (что в иной глубинке люди совсем не сыты, британцы еще не знают). В России (пишут здесь) появился зачаточный средний класс. Люди довольны жизнью, как никогда. Вся страна по-прежнему уставлена болванками Ленина, но лозунги сменились. Теперь вас зовут не «вперед, к победе коммунизма», а в круиз на Карибское море. На повестке дня не пятилетний план, а дорогая одежда модных западных портных. За нечастыми меланхолическими картинами ново-русской жизни в британских газетах угадывается усмешка: россияне не могут без сакрального вождя. Целый народ, и не такой уж маленький (чуть меньше пакистанского), связывает свою судьбу с одним человеком. Что же, у них второго нет? Европа они или Азия?
В целом Британия смотрит на Россию как на исторический курьез и эфемериду. России недавно не было, ее прошлое — потемкинская деревня, ее будущее — банкротство. До XVIII века Турция была для Лондона реальнее Московии, а ближе и понятнее — и по сей день остается. Там хоть последовательны. А тут?! То «православие, самодержавие, народность», то на голом месте «пролетарии всех стран, соединяйтесь!» с ГУЛАГом и пытками, то вдруг нефтяная всенародная кремлевская мафия с убийствами от первого лица. Британия была и будет, а эта страна — как знать? — вот что проглядывает в скупых и скептических статьях британских газет. Именно эта спокойная уверенность в себе объясняет, почему даже и перед Советским Союзом настоящего страха тут никогда не чувствовали. Главным оружием СССР были ведь не боеголовки, а идеология, — и где же она теперь?! Вместо нее — рябчики да ананасы в шампанском. За что потоки крови пролили?
Чего Британия никогда не поймет, так это места, которое Россия (в лице рядового россиянина) себе приписывает. «Россия убеждена, что она противостоит Соединенным Штатам», — этими словами я не раз изумлял своих собеседников. Мне не хотели верить; думали, что я шучу. «В каком смысле противостоит?!» — «В мире есть две силы: русские и американцы». — «Come on! Не может быть! Они же не сумасшедшие. Это Ирак думал, что противостоит Штатам…»
Историческая память — вот что (помимо здравого смысла) отличает Британию даже среди европейских стран. Тутошние комсомольцы не становятся богомольцами скопом и в одночасье.
18 февраля 2008,
Боремвуд, Хартфордшир;
помещено в сеть 23 апреля 2008
газета ДЕЛО (СПб), 21 апреля 2008, с искажениями
