Юрий Колкер: СТАРО-НОВЫЙ ДИВАН, стихи

Юрий Колкер

СТАРО-НОВЫЙ ДИВАН

ПОСЛЕДНЯЯ КНИГА СТИХОВ // ЧЕРНОВИКИ И НАБРОСКИ

(1966-2016)

Говорят: «…в порыве вдохновения…». Сказано: «Минута — и стихи свободно потекут…». Всё это правда. Всё это было. Но есть и другая правда, первой не отрицающая: по­треб­ность за­вершить стихо­творе­ние, начатое двадцать и даже сорок лет назад. За­верше­ние приходит в самой не­пред­сказуе­мой форме: иногда это не­до­стающая строфа или одно-един­ствен­ное не­до­стающее слово; иногда это стихо­творе­ние-двойник, вы­раста­ющее из от­брошен­ного, но про­должа­ющего жить в душе варианта; иногда же это и вовсе машина времени: новое стихо­творе­ние, уточня­ющее и за­креп­ля­ю­щее старое пере­жива­ние.

Если стихи пишутся только от физиологического избытка (не говорю: на случай, на злобу дня, ради славы или денег), такой потребности не возникнет: «отцеловал — колесовать»; написал и забыл, принимайся за следующее, что бы там у тебя за этим ни следовало.

Загадки тут нет. Загадка тут может обнаружиться только для ли­тера­туро­веда, для ис­кусство­веда. Один искусствовед написал обо мне в 2000 году сущую правду: «Юрий Колкер был типично петербургским поэтом; он писал небольшие безупречные по форме философские стихотворения, в которых мифологические образы мирно уживались с реалиями современного города и некоторыми "советизмами"…» Искусствовед не задался вопросом, откуда берётся стремление к безупречной форме. Он, в простоте своей, думал, что я пишу стихи, а я ничего не писал: я искал Бога. Потребность в со­вер­шен­ство­ва­нии, жажда со­вер­шен­ства — самое не­по­сред­ствен­ное проявление бого­иска­тель­ства.

Название этой не вполне сложившейся книги моих стихов несколько перегружено смыслами. Читатель, конечно, видит, что оно, среди прочего, ещё и помесь веймарского Западно-восточного дивана со Старо-новой синагогой в Праге (при которой, мне грезится, похоронен кто-то из моих предков). Но это не всё. В названии присутствует и указание на эстетический поворот к старому, к детскому; очень, между прочим, естественный поворот, прямо по присказке. Книги ещё нет и может вообще не случиться; название держится уже довольно давно, не выдохлось с 2006 года; как и всякое моё название, оно — стихотворение, вынашиваемое годами; однако ж его понемногу начинает теснить другое, не столь вычурное: В старом свете. Может, на нём и остановлюсь.

Ю. К.

29 сентября 2014; 30 июля 2015,
Боремвуд, Хартфордшир



ВЕРУЛАМИУМ
У речки Вер,
У римских стен, в краю Боадицеи,
Трофеи перечту: моей мечты затеи,
Руины милые моих надежд и вер.

Ни чёрных дыр,
Ни свар, ни свор, ни горестных оскомин —
Течёт река. Пусть вероломен мир,
Мой Веруламиум не вероломен.

25 июня 2015, Сент-Олбанс

*   *   *

Учёный Ю-кунь любил свой нищенский дом.
Вдоль треснувших стен трава у него росла.
Состарился Ю. Ходил и думал с трудом,
Но детская боль в душе у него жила.

Зачем этот мир прямого смысла лишен?
Зачем человек так мелочен, глуп и зол?
Не бога, себя об этом спрашивал он,
Поскольку бога в мире Ю не нашел.

Уверился Ю, что нет и людей таких,
Которым сердцем он бы служить хотел.
И Ю отошел от дел и забот людских,
Стихи писать перестал, к друзьям охладел.

В погожие дни Ю-кунь работал в саду,
Жасмин поливал, скворцам еду насыпал.
Покуда бога в сердце я не найду,
Я птиц покормлю, — он так про себя мечтал.

Прослышали птицы, что с Ю случилась беда:
Что он заболел, не может ни есть, ни пить,
И каждая детский пух взяла из гнезда
И к Ю принесла — в беде ему пособить.

Дрозды и скворцы, лазóревки, воробьи,
Щеглы, зарянки, вяхири, снегири
Слетелись к нему, покинув гнезда свои,
В саду собрались в лучах вечерней зари.

Выходит, не зря, — подумал старик, — я жил:
Учёность любил, приятелей, дом, семью,
А счастье обрел сегодня — в трепете крыл.
Тут сумрак сошёл на землю, и умер Ю.

29 мая 2011

*   *   *    

Ты умираешь, маленький человек.
Эта лачуга — твой последний ночлег:
Этот скворечник, этот карточный дом,
Нажитый долгим, полным надежд трудом,
Твой мальчишеский храм у разлива рек,
У полыньи с её конькобежным льдом…

Кончена смена, ты отмотал своё.
Милая вечность будет тебе жильё.
Бедный старатель, ревностный дровосек,
Ты улыбаешься, отслужив свой век.

29-31 января 2016

КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ

Откроем Шиллера: — «…майор
Перескочил через забор…» —
Закроем Шиллера скорей,
Пока майор не у дверей.

2001

*   *   *    

Когда я умру, я буду разом повсюду:
В Шанхае, где Люшка Рощин по клавишам лупит,
В Станфорде, где Лора Сорока пасёт архивы, —
Везде, везде, где ни разу не был при жизни…
…На Марсе, где встречу Эйлера и Петрарку,
На дальних звёздах, какие Хабблу не снились, —
И снова буду счастлив, только безмерно:
На Млечный Путь моё счастье вечность помножит.

23 августа 2016

*   *   *    

Мистраль ещё не стих, не стих… Не стих.
Нет горше этих слов твоих простых.
Чу! За углом уже стоит историк
Со штемпелем: путь одинокий горек —
Вот оттого-то и не стих мистраль…
Не сам ли я такую плёл мораль
Там, над Невой, о старости не зная,
Сладчайший путь мой только начиная?...

12 августа 2016

*   *   *    

Мир огромен, а ты муравей,
Муравей местечковых кровей…

Говорит муравей муравью:
— Боги чествуют доблесть твою!
Смело духом окреп ты в борьбе, —
Маккавея все славят в тебе!
В необъятных просторах твоих
Тьмы и тьмы муравьёв, муравьих, —
Всем как солнце сияет твой лик.
Ты велик, непомерно велик.
Ты огромен, мой брат муравей,
Маккавей муравьиных кровей!

21 сентября 2013 — 31 июля 2016

*   *   *    

Подстреленная лань убийце лижет руку.
Скажи ей: все умрём! сегодня твой черёд!
Убитый жалостлив, убитый нас поймёт
И на себя возьмёт твою вину и муку.
Не унывай. Вернись под свой счастливый кров,
В твой выверенный рай, в твой лучший из миров.

23 июня 2015

*   *   *    

Бесполезное крылатое прости
Отпускаю в серафическую бездну.
Не исчезни на излучине пути!
Если ты не улыбнёшься, я исчезну.
Было руки нам дано соединить
Ради света, возвышающего звуки.
Ты, сердца соединяющая нить,
Не исчезни, не растай в разлуке!

27 сентября 2014

УМОЛКНИ, МЫСЛЬ!

(ИЗ ВИЛЬГЕЛЬМА Л.)

В слезах, сквозь пелену душевного тумана,
Вдоль хмурых вод лесных плетусь, полуслепой.
Сердечная змея мрачит рассудок мой,
Язвит о той, в ком нет, мне грезилось, изъяна.

Воображение, уймись! Закройся, рана!
Мысль, не взметай обид, одна страшней другой,
Слезами не души, верни душе покой,
Из преисподнего освободи капкана!

Но ты упорствуешь! Что ж, храм развею твой:
Самоубийством, знай, твой замок я разрушу,
И отдых обрету, навек освобожден.

Забвенья сладкого не ведает живой.
Покончив с ревностью, что так терзает душу,
Все горести земли избудет смертный сон.

(5.10.2012, Иерусалим; 30.07.16, Borehamwood)

СЛЫШУ КЛЁКОТ

(ИЗ АВРОМА СУЦКЕВЕРА)

בשעת כ׳האָב מיט פֿאַרמאַכטצ אויגן

Я сочинял — и глаз поднять не мог.
Вдруг — точно пламя на порог шагнуло
И слово со страницы полыхнуло,
Сияющее смыслом слово Бог.

А я — поступок мой необъясним
И ужасом насыщен — моментально
Его вымарываю машинально
И слово Человек пишу над ним.

С тех пор немотствую. Всю кровь из жил
Взяла незаживающая рана.
И вещий клёкот слышу постоянно:
— Безумец, как же ты продешевил!

(15.05.2013)

*   *   *    

На пиру хозяин садится в центре скамьи.
У себя он в дому, и никто ему не судья.
Ешьте, гости званые, пейте! Все мы свои.
Ты мне тоже не откажи, госпожа моя.

Мы в родстве, нам весело… В море идёт ладья,
В небе Один идёт над нею грозной тропой.
Ты и там вела меня, госпожа моя.
О былой и новой доблести, скальд, пропой!

На пиру открытом нет посторонних глаз.
Пир незримый, главный в наших сердцах идет.
Мы глазами встретились тайно в который раз?
Подсчитай нам, Фрея!.. продолжи счастливый счёт…

30.03.2013

*   *   *    

Без преданности нет предательства, Монтень!
Смотри: о свете нам свидетельствует тень,
О счастьи пережитом горе сообщает —
И, значит, будущее сердцу обещает.

11.11.2012




ОСЕНЬ В АНГЛИИ
(переложение из Eugene D.)
1
Они пропали. Ни одной не стало!
Прислушайся: рассветный хор умолк.
Попрятались в кустах и рощах. К новой
Весне готовясь, отдыхают, линькой
Болеют… И бутылки, у порога
Молочником оставленные, целы:
Их крышечек неплотную фольгу
Синицы не проклёвывают больше,
Спеша упадок сил восстановить
И выкормить птенцов… И вот — грущу
Без них! Ни разу птиц за их проделки
Не попрекнул я, тонкой пленки сливок,
Скопившихся под крышкою, пернатым
Изголодавшимся, по девятнадцать
Часов на дню трудящимся, ни разу
Не пожалел, — за счастье почитал
Помочь беднягам выкормить потомство
И на крыло поставить…

2

Унылая пора! Сказать вам откровенно,
Садовникам она прибавила забот:
Листву, забившую пруды и озерца,
Что в парках городских, на берег выгребают,
В аллеях загородных расчищают путь
К усадьбам, про себя меж делом отмечая,
Что всякому листу положен свой черед.
(«А если кто раствор изобретет,
Чтоб лист сгонять, тот враз разбогатеет…», —
Так думают, метя.)… Каштан, за ним орех
Меж первыми свое убранство отряхнули,
А там уж и платан, болотный кипарис,
Береза. Только вяз всё держится; палитра
Оттенков желтого чудесно хороша
На зелени (за ним проглядывает хвоя).
Хотя и то сказать: важно́ расположенье.
Гол явор, что открыт ветрам, меж тем другой
Еще не облетел — за домом, над рекою.
И год, заметь, на год не выпадет. Каштан,
Три полных месяца свою листву терявший,
Был прошлой осенью, что выдалась морозной
И солнечной, однажды на заре
За три часа раздет — как если бы хитон
Внезапно уронил, и ткань в шуршащих складках
Легла роскошным кругом у ствола.

3
Тропа усыпана подгнившею листвою.
Смотри, не поскользнись!.. А ближе подойдешь —
Хлопок: из камышей взметнутся куропатки
И низко над водой летят. Гляди им вслед,
Бреди, меси стопой слоящуюся кашу
Багряно-желтую, сырую… Чу! Вот слово
Вспорхнуло вдруг… очнулось узнаванье —
Да где уж! Пронеслось, каверну тишины
Оставив за собой — точь-в-точь как электричка
Залетная, когда вдали умолкнет эхо, —
Но ямку акустическую тотчас
Своим глубоким первозданным плеском
Река наполнит…

4
А вот и лебеди… Вытягивая шеи
И крылья распластав, станицей снеговой
Летят — и так отчетливо и чисто
Перекликаются над водной гладью…
Что ж, время зимовать… За тридевять земель
Их вечный дом: в арктической России,
В безлюдной тундре, в заводях, болотах,
У топких берегов неимоверных рек,
На север тянущихся, точно руки
Таёжных демонов, в неразличимой
Дали… И — пронеслись. Но вот еще одна,
А там, гляди, плывет и третья стая —
И кличет надо мной станица снеговая…

(22.03.2000)

*   *   *    

Печенье гарибальди и торт наполеон!..
У самой шумной славы — кондитерский уклон.
Мельчают наши души в безвыходной тюрьме.
Ужимки да гримасы у Клии на уме.

15.12.1997; 2012

*   *   *    

Любовь и кровь навеки сведены
В раю стыда, обиды и вины,
В краю, где кровь любви не отрицает,
А млечный перстенёк слепит, мерцает.

Любил. Кого сильнее я любил?
Кого, стыжусь, сильнее ненавидел?
Но ты (и в этом весь мой ужас) был,
А небыль есть и будет, бог не выдал.

Мы все проходим по одной статье.
Стоит живая очередь к свинье.
Положен срок стыдиться и гордиться —
И перстенёк ночной не возродится.

4 февраля 2012

*   *   *

Много жизней прозаику нужно прожить.
Скописердствуй, хозяин, живи!
Размотай в лабиринте суровую нить —
Ведь и нам не хватает любви.

Можешь в Ялту героя отправить, в бедлам,
В Вифлеем, в кошкин дом, хоть куда.
Тут и плачь за двоих. Со слезой пополам
Над любимой очнется звезда.

Ты в меня воплотись, напиши обо мне:
Как я жалок и немощен был,
Как обиду мою выводил на ремне
И водой Флегетона поил.

Ты талантлив. Сумеешь тоску обмануть
В колесе мировой чепухи.
А поэтом — не станешь. Об этом забудь,
Хоть и чудные пишешь стихи.

Много жизней прозаику нужно прожить.
У поэта — одна, но ему
И одну дотянуть, чтоб не лопнула нить,
В кои веки удастся сквозь тьму.

1978; 24 ноября 2005

СЕМЕЙНЫЙ АЛЬБОМ
Вот Риджентс-парк: пёс Мотька бежит —
Ушки крылышками, хвостик вымпелом.
Вот Канонс-парк: пёс Мотька бежит,
Вот Шенли-парк: пёс Мотька бежит,
По лужайке бежит, по дорожке бежит,
По листве бежит, — он мячик несёт.
Вот выпал снег: пёс Мотька бежит,
По тропинке бежит, по полянке бежит,
Где сугроб лежит, — он ко мне бежит,
Сам свеж, как заря, и не тявкнет зря.
Мотька грустный пёс, он весёлый пёс,
Он быстро бежит, с пути не свернёт.
Тот счастлив был, кто его любил,
На руках держал и с руки кормил.

9-12 января 2012

*   *   *    

Небесной тишины не нарушая,
Вращается галактика большая
В одиннадцати миллионах лет
Пути, которые проделал свет.
Спешит оттуда луч, родной, знакомый,
Такой же, как в галактике моей,
Реликтовою прелестью своей
Потешить катаракту с глаукомой.

Ни динозавра не увидеть мне,
Ни Ганнибала в Альпах на слоне.
Я Пушкина, я Данта не услышу,
Зато тебя, галактика, я вижу!
От счастья плача, рифмы бормоча,
К тебе отправлюсь в капсуле луча
В обратный путь и вскорости прибуду
С благою вестью: я домыл посуду.

26-30 декабря 2011

*   *   *    

Викси, птица викси, появись!
Глубь тобою полнится и высь.
Сладостна крылу голубизна.
Мною, птица викси, ты полна.

Засветло в дорогу соберусь.
Облако похоже на Эльбрус.
Близятся далекие края.
Свидимся, небесная моя!

Встретимся с тобою поутру
В городе прохладном, на ветру.
Римфу мне, сестрица, щебетни,
Вечность, птица викси, мне верни!

Я волшебней вымысла: я жил.
Вымысел я кровью напоил.
Счастьем обернулась западня.
Небо приголубило меня.

28 сентября 2011

ВЛАСТИТЕЛЬ ДУМ
Ироикомическая и лироэпическая оратория в четырех секвенциях
1
Зал ожиданья. Полуденный демон. Стрела.
Тень. Вопреки предвещаниям птиц. Постиженье.
Терпкое благо. Светает. Письмо в пустоту.
Путь. Для кого этот росчерк? Колодец.
Взгляд в темноту. Обращенье. Евклидова сеть.
Зимнее солнце. Созвездие рыб. Межсезонье.
Утренний снег. Тень на камне. Этюды, сонеты.
Антивенок. Далека в человечестве. Дни.
Эхо. Канва. Обстоятельства места. Цитатник.
Голос из хора. Рассказ. Переменчивый снег.
Клинопись. Сосредоточимся на несомненном.
Дом тишины. Имя снега. На том языке.
Поздние сумерки. Авторский лист. Взмах руки.
Войско. Пылающая купина. Полнозвучье.
2
Колючий свет. Свободный стих. Слепая
Вода. Анамнез. Монолог. Лицо.
Грунт. Птичий консул. Пятиборье чувств.
Ближневосточница. Случайный гость.
Лоза. Тень звука. Однодневный гость.
Ночная музыка. Гармония. Кристалл.
Шкатулка. Черновик отваги. Сочинитель
Звезд. Сборник пьес для жизни соло. Узник.
Шестой этаж. Берез весеннее вино.
Четыре четверти. Смоковница. Дневные
Сны. Первый дом — последний дом.
При свете жизни. Красная Москва.
Кентавромахия. Завет и тяжба. Голос.
Живая изгородь. Письмо. Приметы. Оси.
Второе слово. Городской пейзаж.
Вечерний свет. Разлук и встреч печаль и радость.
Глаз вопиющего. Пока дышу — надеюсь.
Вечерней почтой. Небо соответствий.
Другая жизнь. Песочные часы.
Евразия. Осенняя соната.
Танцующий Давид. Погода на вчера.
Давайте помечтаем о бессмертье.
Летучая гряда. Холмы. Цикада.
К исходной точке. Линия прибоя.
Помимо слова. Теплая земля.
Ров. Размышления в пустом кафе.
3
Сад над бездной. Таврический сад.
Третий снег. Черепки. Ветилуя.
Третий глаз. Сад. Потеря потери.
Катер связи. Немеркнущий сад.
Доказательство существования.
Краски дня. Говорящий тюльпан.
На окраине лета. Непрядва.
Дольше календаря. Перекличка.
Парафразис. Прямое родство.
Между Питером и Ленинградом.
Нарушенье симметрии. Триптих.
Остановка в пустыне. Балкон.
Чаша. Праздник. Четвертое время.
Далека в человечестве. Взгляд.
Караоке. Поющая дамба.
Горсть. Архаика. Скрытые реки.
Тьма дневная. Снежная почта.
Запоздалые сообщения.
4
Зеркальная галерея. Темнота зеркал.
Лоция ночи. Арка над водой.
Суровой нитью. Небесное зарево.
Западно-восточный ветер.
Время — полувремя — времена.
Общая тетрадь. Послание к юноше.
Общая тетрадь. Звездный муравейник.
Послесловие. Воспоминания о Евтерпе.
Послесловие. Созерцание стеклянного шарика.
Конец прекрасной эпохи.

20 ноября 2010

*   *   *

Я откусил от вечности кусок —
Но странно! Не убавился пирог,
Бесовских не убавилось вопросов
И все соблазны тут, лоза к лозе.
Проверь свои весы, Лавуазье!
Потри рядном реторту, Ломоносов!

25 мая 2010

*   *   *

Девушки Рая и Ада из рая и ада,
Как я рад вам! Да и хозяйка рада.
В старости — отпущение и отрада.

В Иудейских горах — иудейский прах,
Скоморох проскакал на семи ветрах…
Между двух прекрасных еврейских роз
Мухомором вырос русский вопрос.

Девушки Ада и Рая из ада и рая…
Не спрашивай, откуда первая, откуда вторая,
В раю ли, в аду юродствуешь, умирая…

24 апреля 2009

*   *   *

Инфузория, ты мой предок:
Похвалю тебя напоследок.
Бог надул. Оказался глух.
О тебе помечтаю вслух.
Только ты и явила чудо:
В этот мир пришла ниоткуда,
Тихо в талии раздалась,
В позвоночное развилась,
Начала постигать светила,
На Треблинку ума хватило.
Похвалю тебя, полюблю.
Может, скинемся по рублю?
На меня глядит из потемок
Инфузория, мой потомок.

17 апреля 2009

ОДНОКЛАССНИКИ
Я этой блажи отдал дань:
Хотел услышать: — Лазарь, встань!
Хотел увидеть милый взор.
Тут Лазарь встал — и вышел вздор.

За эту негу, этот пыл,
Я ноги мыл и воду пил,
Но своды школьные — фетиш,
Которого не возвратишь.

Прощай, отчаливай навек,
Счастливой памяти ковчег.
Вернись, браток, на свой шесток,
Проснись и пой, что свет жесток.

11 января 2009

ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ РЕВНОСТИ

(СОМНАМБУЛИЧЕСКИЙ РОМАНС)

Verde que te quiero verde.
    Сердцем вижу тебя в зелёном.
Ветви зелены. Ветер зелен.
Чёлн, раскачиваемый морем.
Конь, оставленный на откосе.
Ниже талии скрыта тенью,
На балконе она мечтает:
Зелень локонов, зелень пальцев,
Мельхиор холодного взора.
Я тебя полюбил в зеленом
Под луной, цыганской луною.
На нее глазеют предметы.
Им она ответить не хочет.

    Ветви, вот что люблю я; вётлы.
Иней. Плещут крупные звёзды.
Звёзды ходят сумрачной ночью,
Отворяют врата рассвету.
Чу! Смоковницу ветер треплет.
Чу! Наждачные ветви трутся.
Холм свернулся хитрою кошкой,
Ощетинился, как агава.
Некто близится — кто? откуда?
Вот сидит она на балконе,
Руки, волосы — вся в зеленом,
Грезит морем, горечью моря.

    — Слушай, кум, я коня меняю
На очаг, на кров ее дома,
Упряжь — на зеркала меняю,
Нож — на мантель ее меняю.
Кум, иду я от самой Кабры.
Там я прятался. Кум, я ранен.
— Будь, малой, на то моя воля,
Быстро б дело это решилось.
Да уж я-то не я, и дом-то
Мой — не мой: ни меня, ни дома…
— Кум, позволь умереть пристойно,
На голландском белье, в покое,
У себя, на стальных пружинах,
На своей умереть постели.
Иль не видишь? Рана — по горло.
От ребра истекаю кровью.
— Триста маков темно-багровых
Сорваны на твою рубаху.
Кровь струится, ткань набухает.
Кровью фаха твоя пропахла.
Жаль, уж я не я, да и дом-то
Мой — не мой: ни меня, ни дома…
— Дайте ж мне хотя бы подняться
До высоких перил балкона!
Ах, пустите, дайте подняться
До балкона перил зеленых,
До опор, луной озаренных,
Где вода гремит по железу.

    Поднимаются два цыгана,
Поднялись к высоким перилам.
След их кровью мечен, слезами.
Смочен след их слезами, кровью.
Фонари под кровлей дрожали
Черепичною жестяные,
Тамбурины сонмом хрустальным
Отворяли рану рассвета.

    Так тебя я люблю: в зеленом.
Ветви зелены. Ветер зелен.
Поднялись гитаны к перилам.
Налетел приветливый ветер,
Терпкой смесью уста им обдал
Базилика, горечи, мяты.
— Кум! Да где ж она? Ну, ответь мне!
Где твоя девчонка шальная?
Та, что здесь тебя ожидала
Ночь за ночью — и снова будет
Ждать, свежа и черноволоса,
У зеленых перил балкона…

    На недвижной воде зеркальной
Чуть покачивалась цыганка.
Зелень локонов, зелень тела,
Серебро холодного взгляда.
На поверхности водоема
Месяц держит ее перстами.
Ночь внимательна и уютна,
Как опрятный семейный дворик.
Ночь приветлива. С пьяным криком
В двери дома ломится стража.
Знай: люблю я тебя — в зеленом.
Ветви зелены. Ветер зелен.
Чёлн волной морскою качаем.
Лошадь брошена у вершины.

(7 октября 2008)

*   *   *

Вы оба слева: сердце и ты.
Мы любим, преодолев
Оковы тягостной правоты.
Когда я не прав, я лев.

12 октября 2007

СМЕРТЬ УМЕРЛА

(ИЗ ДИЛАНА ТОМАСА)

And death shall have no dominion.

Ты, смерть, потеряла над нами права!
Погибшие, все вы живёте
В молящемся под гефсиманской луной.
Земля поглотила ваш тяготный прах,
Но души ликуют в надзвёздных садах.
Убогие, вас возвеличат.
Гонимые, вас обласкает покой,
Почившие, выйдете вы из пучин,
Любившие, ваша любовь воссияет —
И смерти вовек не узнать торжества.

Да, смерть потеряла над нами права.
Страдавшие, вы не уйдете бесследно.
В мученьях, на дыбе и на колесе,
Поправ палачей, вы воспрянете все.
Вас тщетно звериная злоба терзала:
Пусть дрогнула вера — она не увяла.
Мечтавшие, вы вознесётесь победно
Над миром, конец обращая в начало,
И смерти вовек не узнать торжества.

Ты, смерть, умерла, умерла навсегда!
Крик чаек угасшего слуха не тронет,
Страдальца, что пал, не разбудит прибой,
Цветку, что увял, не умыться росой,
Но павший увенчан — и вечностью взыскан,
И к сонму причислен, безумец святой.
Нездешняя сила сиять вам судила,
Покуда сияет дневное светило —
И смерти вовек не узнать торжества.

(2 августа 2007)

*   *   *

Расцвел нарцисс. Холодный март стоит,
А он поднялся — и в меня глядится.
Сыра земля, царица Анаит,
Спроси любимчика, чиста ль водица?

Зороастрийский юноша уныл.
От горестей, что март ему пророчит,
Сутулится, лицо свое склонил —
И в зеркале узнать себя не хочет.

18 марта 2007

*   *   *

Осип и Франц на ранних снимках похожи —
Две молодых чудесных еврейских рожи.

Если вглядеться в тексты — и тут родство:
Этот мечтал забористее того.

Бога искали оба — и в дурь съезжали,
Вот и чудны оставленные скрижали.

Бог и подавно только себя искал.
Тоже еврей по матери, радикал.

Грезя Гулагом, университет забросив,
Франца читает Осип, бывший Иосиф.

12 марта 2007

*   *   *

Из лучистой материи всё сплетено —
Отчего же в чулане темно?
Где сияло, мерцало, томило, влекло,
Там тю-тю — и стоит помело.

Из лучистой энергии вышла фигня.
Милый друг, погляди на меня.
Разве не был я некогда светлым лучом?
Как я сделался старым хрычом?

7 марта 2007

*   *   *

Вчера сплошной пустыней степь была,
Но отступает север,
Из ничего является пчела,
Благоухает клевер.

Ошеломляющая даль видна
С любого полустанка.
Со мной твоя мечта, твоя весна,
Эмилия, сестра-американка!

Пчеле поможет стреловержец-бог
Своею жаркой речью —
И медоносный женственный цветок
Раскроется навстречу.

Животворящая мечта вспорхнет
С компьютерной страницы.
У птиц медовый месяц каждый год,
Но чем же мы не птицы?

1 марта 2007

*   *   *

Бессмертную-то — что ж и не продать?!
Как тот пятак, она в себя вернется,
А тутошнее — склонно увядать:
Сегодня бьется, завтра — разобьется.

К ее устам не поднесут стекла.
Застенчиво, но никогда не сыто
Глядит на преходящие дела
Аленушка, она же — Карменсита.

Ей нравится на этом берегу,
На тот — она отправится без спросу.
Нет, лучше я его поберегу,
А либертинку отпущу к матросу.

22 января 2007

*   *   *

Меж сверстников я друга не нашел —
Не нужно и читателя в потомстве.
Отталкивает душу произвол
В подобном половинчатом знакомстве.

Да что! Потомок вдумчивый тавро
На мне поставит недочеловека:
Компьютер мой — гусиное перо,
Мой jumbo jet — скрипучая телега.

Вообразим читателя на миг.
Вот он глядит из языка чужого,
Из той страны, где больше нету книг
И выветрилось царственное слово.

Он, может, и прочтёт меня взахлёб,
Да мне в его компании не выжить.
Воскресни Пушкин — тотчас прыгнет в гроб,
Чтоб только нас не видеть и не слышать.

Потомку нужен предок. Он урок,
Мораль и миф добудет из потёмок.
Он заработает на мне кусок.
Но чужд и гадок пращуру потомок.

17 января 2007

*   *   *

Евгений… Какое красивое имя: Евгений!
Я девственный вижу аттический мрамор ступеней.
Я Пушкина слышу. Я слышу раскаты геройской
Музыки: идет полководец Евгений Савойский.
А вот и народ, этим именем одушевленный:
Многомильонный Евгений удешевленный.
В толпе и поэт-попрошайка с улыбкою свойской.
Что слышно? Захаживай в гости, Евгений с авоськой.

16 января 2007

*   *   *

Они прослышали, что есть литература,
И ну себе писать веселою гурьбой.
Гречанка луврская, не куксись, что с тобой!
Неужто на дитя смотреть мы станем хмуро?

12 января 2007

*   *   *

Не прощай. Да и я не прощу.
Что нам эта поблажка?
Слово тяжко ложится в пращу.
Слову дышится тяжко.

Не прощу, потому что живем,
И — с надеждой на чудо.
Не прощай, потому что вдвоем
Нам не скучно покуда.

Не прощу для того, чтоб любить
И к мечте прикоснуться.
Не прощай, потому что простить —
То же, что отвернуться.

Перед отроком вещим неправ,
Равнодушен к святыне,
Точным словом убит Голиаф
Суеты и гордыни.

8 января 2007

АКЫН        
Нет, старость — благо. Для живых —
Спасение в склерозе
От зарисовок путевых,
Рифмованных и в прозе.

Европы трепетный вассал
Шалеет перед нею:
Пришел, увидел, написал,
Да жаль, что ахинею.

3 января 2007

*   *   *

Из тьмы выходит Эос
С пурпурными перстами.
Гонимый и гонитель
Меняются местами.

Теперь гонимый гонит —
И шеи не считает.
В цепях сидит гонитель
И кодекс не листает.

Мальчишка-повелитель
Сидит на шатком троне.
Рождается мыслитель
В поверженном драконе.

Блаженный космос занят
Блаженной чехардою.
Девчонка пальчик ранит
Последнею звездою.

На хаос первородный,
На эрос изначальный
Глядит малютка Эос
С улыбкою печальной.

3 января 2007

*   *   *

Нашу неизбежную разлуку
Начали мы праздновать давно.
Друг бесценный, протяни мне руку!
Не грусти. Сейчас нам скрасит муку
Терпкое испанское вино.

Кажется, тебе сулил я царство…
Что ты плачешь?.. Хлынули гурьбой
Горести, обиды и мытарства.
Улыбнись. От жизни есть лекарство.
Мы еще увидимся с тобой.

Не уму доверимся, а звуку.
Сколько света в слове сведено!
Друг необычайный, дай мне руку.
Там, где мы не встретимся, темно.

2 января 2007

*   *   *

— Бог даст… — Но Бог же и отберет.
Хозяин-барин.
Все трюки ведомы наперед.
Сюжет бездарен.

Христос, мы рады слышать, воскрес,
Но где ж на небе
Добудешь корку? Кто жив, тот ест,
А там — бесхлебье.

Не спит, всё скачет Илья-пророк,
Гремит по тверди,
Но чем же вечный его урок
Милее смерти?

8 декабрь 2006

ИЗГНАННИК
— Что ритмизованно, то спасено —
Для будущего, для мечты, для смысла…
Мой собеседник распахнул окно.
Сырая ночь над хижиной повисла.

   — Ты слышишь моря шум? Где ритм, там бог.
А речь? — помедлил он. — В ней каждый слог
Незряч и глух, лишен лица, как атом,
Но слово делает его крылатым.
Циклична жизнь, волне подчинена.
Предвосхищает нашу мысль волна…

    Луна сияла холодно, без блеска.

   Тут Хлоя — колыхнулась занавеска —
Вошла с подносом, воду и вино
На стол поставила, орехи в миске,
И удалилась, слова не сказав.
Была она спокойна и грустна,
Тонка, как персиянка, темнолика,
Но словно изнутри озарена,
И я подумал с горечью: какую
Он женщину увозит! Вот кого
И я бы мог до старости любить:
Не уставая, окружать заботой
И заслужить ее любовь в ответ.
Вся — музыка, вся сдержанность и нега…
За что ему счастливый этот дар?

   В кратере он смешал вино и воду.
Мы чаши сдвинули. — Богам служи, —
Продолжил он, на ложе приподнявшись, —
— Но без любви (им дела нет до нас)
И без подобострастья, — как сильнейшим.
Не раздражайся, не спеши, не жди,
Плати сполна отпущенному часу.
Ни зависти, ни самолюбованью
Ни на мгновенье воли не давай.
Прими и затверди, что ты — никто,
Минутный гость, в любых стенах — чужой.
Корми не досыта мечту пустую,
Что кто-то может жизнь с тобой делить,
Держи в узде желанья и надежды.
Мечтай расчетливо. Покой и ритм
Цени. Будь прост. Толпу оставь толпе.
Забудь о черни. Пусть ее резвится.
Для тех, кто мыслит, остракизма нет.
Живи…

Опять качнулась занавеска,

Но не вошел никто. — Мне утром в путь, —
Сказал он, факел со стены снимая.
— Тебя проводят. Если же еще
О смысле жизни спросит кто, скажи,
Что тут ответ содержится в вопросе:
Живи — и смысл придет. Живи собой.

   Я отослал раба и вышел к морю.
Дорожка лунная к моим ногам
Стелилась шелковым ковром. Триремы
Дремали в гавани Пирея. Лес
Почудился мне в возгласах волны…
Лес копий. Красные плащи спартанцев,
Их страшный клич. — А доблестны ли были, —
Спросили пленного, — кто там погиб?
— Тростник бы стоил дорого, умей
Он доблесть отличать, — ответил узник. —
Они сдаются, отдаются в плен!
Спартанец — в узах!.. После Фермопил
Решили, что такого не бывает…
А Формион? У берегов Локриды
На двадцати афинских кораблях
Выходит против ста — и с ним победа!..

   Нельзя ли мысль с волною увязать?
Богам служи… Не точность ли — служенье?
Да! Точность, полнота и стройность — ключ
К ларцу богов, к тому, чтоб жить собою.
Всё опишу, что видел и разведал.
Уравновешу правоту. Воздам
Всем по делам, а Хлою позабуду…

   Такой войны подлунный мир не знал.
Увижу всё — и буду беспристрастен,
Как бог… нет, больше: как волна, как ритм, —
Он в неживом предчувствует живое,
Он жизнь творит, он отвергает смерть,
А сам не знает жизни, сыт собою…
Сыны моих сынов умрут, потомства
Мужского не оставив, а слова
Меня продолжат на века, а Хлою
Я никогда не стану вспоминать…

     Смолистый запах ветром донесло,
Бродячий дух пеньки и парусины
Ударил в ноздри. Возвещая день,
Едва заметный лепесток зари
На небе развернулся…

   И тут я понял: друг не всё сказал.

1 декабря 2006

*   *   *

Мальчишкой я молитву произнес,
Пожаловался греческой богине,
И всё сбылось под старость. Так сбылось,
Что лучше б не было меня в помине.

Я о любви язычницу просил —
Особенной, с неизъяснимой мукой.
Алтарь не обманул. Не стало сил
Мириться с ежедневною разлукой.

Я в шутку о предательстве взалкал.
С младенчества меня дразнила бездна,
Заискивало из кривых зеркал,
Астрономическое Бесполезно.

Хмарь, с Брутом под руку, влекла в музей,
В кунсткамеру Иуды, Мессалины…
Сбылось и это. Всех моих друзей
Я оттолкнул без видимой причины.

Чужим, опять без выгоды в уме,
Гонителям, сменив орла на решку,
Кадил в перемежающейся тьме
Язычества — и пожинал насмешку.

Мне нужен был невыдуманный стон,
Живая боль, из тех, чем сердце дышит,
А скальпелем служил оксиморон…
Теперь, поди, меня и Бог услышит.

16 ноября 2006

НЕГОДЯЙ
    Всадник меня настигает. Спрятаться негде.
Меч его обнажен, а я безоружен.
Слева — село: девушки хороводят.
Справа — поле: пахарь идет за плугом.
Прямо — речка: плещутся в ней мальчишки.
В небе — ни облачка. Ласково день сияет.

    Если бы я раньше вышел в дорогу,
Был бы сейчас в укрытьи, прожил бы долго.
Если бы я взял с собою хоть палку,
Ткнул бы в ноздри коню, смерть бы отсрочил.
Если бы я прожил век по-другому,
Был бы сейчас в седле, сам-друг, при оружьи,
Недругу бы любую простил обиду.

    Не убивай! Я обниму тебе ноги,
Верным буду слугой, рабом бессловесным.
Не убивай! Мало я счастья видел.
Мать заплачет моя, заплачет подруга.
Не убивай! Ближним я зла не делал,
Если же делал, всё искуплю. Помилуй!

    Если бы жизнь мог я прожить иначе…
Что это, что?! Больно… Боже, как больно…

9 ноября 2006

ФАРИСЕЙ
Свергнуто иго будущего. Ура.
Больше не нужно добрым и умным быть.
Все мои доблести, евшие хлеб вчера,
Стали песней, не просят ни есть, ни пить.

Сброшен давний, с детства томивший гнет.
Сдох дракон, пожравший лучшие дни.
С прошлым — прежняя боль: нет-нет, да лягнет,
А будущему — копейки не дам. Ни-ни.

Истово, рьяно идолу я служил,
Бил поклоны, постился, сил не жалел,
Ну, и довольно. Схлынули хворь и пыл.
Переболел я корью, переболел.

26 сентября 2006

*   *   *

Не учи меня жить, я и сам не умею.
Не могу в этом мире найтись.
Все понятия сдвинуты, даром старею,
Между адом и гадом повис.

Всё застыло. Ни воздуха, ни небосвода.
Шар земной на провисшей орбите застыл.
Остудил стеариновый разум народа
Мелкий бог Стадниил.

Нету места мне тут — и тебе не найдется.
Чтоб никто не влюблялся, не думал, не жил,
Он младенца скелет в пересохшем колодце
Обнажил.

18 июня 1978,
23 сентября 2006

*   *   *

Видно, что ветреный день. Шарфик и воротник
Мягкой вздуты волной. В хвое ветер шумит.
Снимок вышел хорош. Щелкает мой двойник,
А ты всегда хороша, милая Шуламит.

Чудно мне, что не всем прелесть твоя видна.
Горько мне: этот миг нужно делить с другим.
Нет, улыбка не лжет: так прекрасна она!
Только на близких мы, счастьем полнясь, глядим.

?—25 июля 2006

*   *   *

Я не мыслитель, нет. Но вот хоть Кьеркегор:
Не слишком высоко он ставил разговор.
Нежнейшее родство не уважает звука.
В час творчества молчат искусство и наука.
Ты помнишь сад камней? При свете дня вдвоем
Друг другом полные, мы под руку идем,
И возвеличивает нас молчанье,
Как своды гулкие — счастливое венчанье.

21 июля 2006

*   *   *

Умер Саша Незлобин, мне говорят,
Но поверить я не могу.
Чуть не сорок расстались мы лет назад,
Не дружа, шутя, на бегу.

Собирались Урании мы служить,
Да не мы пришлись ко двору.
Умер старый приятель. Нужно спешить,
Потому что и я умру.

Не щадить себя, не жалеть труда,
Отыграть у судьбы ферзя.
Или, может, не надо спешить. Туда,
Где он жив, опоздать нельзя.

Некрасив мальчишка был, большерот,
Даровит, лукав, незлобив.
Вот сейчас вприпрыжку он в класс войдет,
Улыбнется, про смерть забыв.

Нет, спешить не буду. Его найду,
Там, откуда смерть не видна:
На четвертой парте в третьем ряду,
У обшарпанного окна.

Сверх того — студенчества круговерть
Нам дала хозяйка взаймы.
Что за вздор болтают! Какая смерть?
Всё досрочно сдавали мы.

А теперь вот смерть подружила нас,
Лишь приятельствовавших тут.
Он придет как друг в мой последний час,
Скажет: — Вася, не трусь! Там ждут.

6 июля 2006

*   *   *

Обожгу горшок, напишу стишок,
Оторвусь от земли на вершок.
Миллиарды лет мать пуста земля
Мне готовила посошок.
Километры вглубь мать скупа земля,
Накопляла, мгновенья для,
Глинозём земли, ко грешку грешок,
Птеродактиля, мотыля.
И на месте том, где увял стишок,
Над родным языком
Шевеля плавником,
Вырастет артишок… art-и-shock.

3 июля 2006

*   *   *

Есть неосуществимая мечта,
Видом неотличимая от тщеты.
Мир и его соблазны пред ней — тщета.
Имя ей — местоименье простое: ты.

Жизни мне этой с гулькин осталось нос.
Если б сбылась, о большей бы не просил.
Выход — прост и ужасен. Ужасно-прост.
Переломить соломинку нету сил.

Есть такая соломинка у судьбы
Траченной неудачливой голытьбы:
Правда перелопачивается в ложь.
Переломи соломинку — и убьешь.

30 июня 2006

*   *   *

Цветок незряч и слуха не имеет —
И Моцарту пернатому не рад.
Где сведенья, что он ценить умеет
Хоть свой неповторимый аромат?

В банаховом пространстве пребывает,
В монашестве, нездешний, как звезда.
Всего страшней, что он тебя не знает,
Увянет, не увидев никогда.

1997,
11 июня 2006

*   *   *

Вот Гамлет. Он уцелел и стал королем.
Жива и Офелия. Мы слезы не прольем —
Ну, разве от счастья: сейчас влюбленных поженим.
Конец страстям и прочим пустым движеньям.
Ничто не подгнило в Дании. Сыт народ.
Монарх ученый шкуры с нас не дерет.
Убийца — на Темзе, в одной из дальних колоний.
Гертруда — в монастыре. Сияет Полоний.
Пасутся овцы. Всюду мир и прогресс.
У Фортинбраса гнев на Польшу исчез.
Горацию дали в Эльсиноре квартиру —
И нечем, нечем нас огорчить Шекспиру.
Воображала чуши нагородил,
Из трагедийной ереси исходил.

21 апреля 2006

*   *   *

Нарисуй для меня скворца.
Я хотел бы жить со скворцом,
Отвернуться от подлеца,
Повернуться к скворцу лицом.

Отвратителен мне Творец,
Хоть и знаю, что нет его.
Предпочтителен мне скворец,
Несомненное существо.

Дотянуть хочу до конца
Без свинчатки и без свинца,
Повернуться к стене, уснуть,
И во сне увидать скворца.

6 апреля 2006

*   *   *

Вдумчивый ребенок книгу прочтет,
Книгу прочтет и что-то поймет.

Вдумчивый ребенок родится на свет,
Вырастет ученый, мыслитель, поэт.

Этим же неслышен волшебный хор,
Зависть и амбиции застят взор.

Эти же собою поглощены,
Заживо в обидах погребены.

5 апреля 2006

МУДРЫЙ НЬЯЛЬ
Молодые рвутся убивать.
Кровь их радует и скрежет стали.
Властвовать хотят, повелевать.
Со времен Адама убивали.

Гордостью изводится храбрец,
Чести домогается и славы.
Скальд возложит на него венец,
Вечность увенчает путь кровавый.

Скальд и сам отвагою горит,
Поединка требует, отмщенья.
Странно: ничего не говорит
И ему его воображенье.

На исландском вольном берегу,
С детства брани превзойдя науку,
В схватке закадычному врагу
Ногу отсекает или руку.

Просит витязь, бронзовый на треть,
Песнопевец, мраморный по пояс:
— Дайте мне красиво умереть!
Ни о чем другом не беспокоюсь!

А старик предпочитает жить.
Ржавчина его секиру съела.
Жить и жить, и жизнью дорожить,
Ублажать разбуженное тело.

— Вечность — погремушка детворы, —
Скажет Ньяль. — Мальчишки непослушны:
По неразумению храбры,
От неведенья великодушны. —

Ньяля ты от подвигов уволь.
Он-то видит: не войдет калека
В храм веков. Не смерть, а срам и боль
В нас уничтожают человека.

16 января 2006

*   *   *

Есть много славных мест в подлунном этом мире,
Но лучше б мне всего родиться в Хартфордшире,
В деревне Потерс-Бар харчевню содержать
И никуда вовек отсель не уезжать.

31 января 2006

*   *   *

Святой Георгий на коне,
Тесак и пика, весь в броне,
Под ним — несчастный ящер.
Не дав травинку дожевать,
Спешит его освежевать
Мой кровожадный пращур.

Зверь безобиден, не крылат,
Плешив и кроток, как прелат,
Но, одержимый духом,
Мой тезка, доблестный в бою,
Коня пихает на змею
Незащищенным брюхом.

Мы в бой пошлём своих сынов
За равноправье скакунов,
За ящеров свободных.
В своей же собственной стране
Противен витязь на коне
Защитнику животных.

25 мая 2004, 11 января 2006

*   *   *

— Устал ли ты в чужом краю? —
Любимая спросила. —
Ведь вот и молодость твою
Обида подкосила.

— К чужим краям, — ответил я, —
Меня приворожили.
С тех пор, как фею встретил я,
Мне все края чужие.

10 января 2006

КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПЛОЩАДКА
Невскую Лавру, святые места,
Бес обезличил.
Нет над могилою деда креста.
Он большевичил.

Бес надоумит, а Бог разрешит.
Место им впору.
Парочка, крепко набравшись, спешит
В Лавру, к собору.

Можно подумать, густая толпа
Здесь обитает:
Именно к этой могиле тропа
Не зарастает.

Фёдор Иваныч останется глух,
Слова не скажет,
Если над ним здоровенный лопух
С милочкой ляжет.

Всяческой дед повидал суеты,
Можно ручаться.
Жалостна участь растленной четы —
Пусть причастятся.

Некогда в небе ловить журавля.
Время жестоко.
Пусть на минуту им пухом земля
Станет до срока.

Кладбища, точно, открыты для всех,
Этим и милы.
Нету перины для плотских утех
Мягче могилы.   

1992, 2006

*   *   *

    Ждешь этих звуков блаженных, как манны небесной,
Ждешь, изводясь, не щадя оболочки телесной,
Ждешь — и являются: матушки, что за фигня!
Отче небесный, за что ты оставил меня?
Смилуйся! Я ли по-божески жить не старался?
По человечески… Гнал эту хмарь, упирался —
Глядь, и состарился. Вся королевская рать —
У изголовья. Легко ли нагим помирать?

   Хаос первичный мне космосом сделать хотелось.
Хаос привычный последние всхлипы уносит.
Вышла из мрака с перстами пурпурными Эос,
Вышла из мрака младая — и взгляда не бросит.

6 января 2006

*   *   *

Влюбленные играют в поддавки.
Счастливчики! Им райских кущ не надо.
Гуляют у кладбищенской реки,
Где смотрит в реку ржавая ограда.

Бессмертному чужая смерть легка.
Их умиляют старые могилы,
Над ними неподвижны облака
И вечный день стоит, как Фермопилы.

5 января 2006

ОСЕНЬ
Исчерпан Рим
Стихом державным.
Поговорим,
Но не о главном.

Закат горит.
Крадутся тени.
Покой парит
Среди растений.

Стоит скамья.
Бежит тропинка.
Вот ты. Вот я.
А вот осинка.

Изгоям жаль
Былого звука.
Стоит печаль.
Глядит разлука.

Слова нужны,
Хотя и тщетны,
Едва слышны,
Ветхозаветны.

Вот луч зажёг
Металл застежки
И ремешок
На босоножке.

Сам Бог, как Бах,
Стыдясь не очень,
На мелочах
Сосредоточен.

1971, 2006

*   *   *

Я свободен, свободен:
Не боюсь, не хочу.
Над огнем преисподен,
Улыбаясь, лечу.

Над обидой и скверной,
Над природой людской.
Не всплакну над Шпалерной,
Не вздохну над Ланской.

Ради мушки нательной
Не тружусь, не корплю.
Я над братской котельной
Совершаю петлю.

Недоступен недугу
Чести и правоты,
Изменившему другу
Улыбнусь с высоты.

Той звезды, что питала
Давний сестринский пыл,
На востоке не стало.
Не люблю. Не любил.

Точно ангел Господень,
Я не ведаю тьмы:
Ни народов, ни родин,
Ни сумы, ни тюрьмы.

Не всплакну над Удельной.
Не храню амулет.
В синеве запредельной —
Ни соблазнов, ни лет.

Здесь не поздно, не рано,
Ни тоски, ни стыда.
Здесь нирвана, нирвана.
Здесь настало Всегда.

7 сентября 1977,
13 октября 2005

*   *   *

Он любит живопись: она
Дает толчок и направленье,
Но описаньем полотна
Полно его стихотворенье.
Так можно многое сказать
И не легко поставить точку.
Да отчего ж и не писать?
Ведь платят, как и встарь, за строчку.

19 октября 1978,
27 сентября 2005

*   *   *

— Отец поэта был Абрам…
Возможно ль? Враки это!
Опять жиды возводят срам
На русского поэта. —

Простору Гейченко не дал
Затее сатанинской —
И Александровичем стал
Евгений Боратынский.

21 октября 1978,
27 сентября 2005

У МУЗЕЯ ДЗЕРЖИНСКОГО
Времени изуверского
Зов живет в ротозее.
Учимся, делать смерть с кого,
Мы у музы — в музее.
С крылышками! Любите ее!
Тут вам не древняя гречка,
А муза кровопролития —
Молоху русскому свечка.

22 октября 1978,
23 сентября 2005

*   *   *

Киприда пенорожденная,
От прошлого освобожденная —
Какой божественный дар!
Опять пятнадцатилетняя,
И новость твоя последняя —
Души нетронутой жар.

Ни облачка там, ни опыта,
Амброзия грез недопита,
Росой сияет бутон…
А дальше — старые новости:
Удобен для взрослой повести
Гефест, а не Аполлон.

23 сентября 2005

*   *   *

Галс невыгодный выбран: крутой бейдевинд,
Под форштевнем — оскаленный риф.
Нас швыряет, в щепы разнести норовит
Человеколюбивый пролив.

Хлещет, бьёт, завывает. Сорвало бизань.
В яму носом, над — мачтой земля.
Вот, приятель, и мера тебе: капитань!
Кровь утри да не трусь у руля.

Ты хотел этих радостей? На, получай
И не сетуй, других не вини.
Бог к таким благосклонен. Добавит на чай,
Если выгребешь из западни.

Ты и в жалкой скорлупке не сядешь на мель
И протоку сумеешь найти —
Лишь бы жаркая проповедь новых земель
Поощряла безумца в пути.

Одержимый удачлив. Пусть самообман
На минуту оставит его —
И не тронутся с места Колумб и Брандан,
И твоё сумасбродство мертво.

4 ноября 1978,
20 сентября 2005

*   *   *

И Кибеле, и Венере
Он угодливо служил,
В старом храме, в старой вере
Ветеран и старожил.

Он, охальник, куст терновый
Мял обутою ногой,
Не смущаясь вестью новой,
Спаса истиной благой.

И была ему расплата
За язычество его:
Лет пустынных анфилада,
Одинокое скопство.

7 мая 1983,
19 сентября 2005

*   *   *

Помер бедный малый Робин Кук,
Кандидат парламентских наук.
Слыл сообразительным, речистым,
Громко цапался с премьер-министром,
Хлоп — и стоп-машина! Каково?
Не ищите Кука. Нет его.
Нет ни облачка на небе чистом.

    Нет его в Вестминстерском дворце.
Секретарша вещи собирает.
Он теперь у Бога на крыльце,
В царстве, где никто не умирает.
Всемогущий слезы отирает
На его скукоженном лице.

    В партии смятение посеяв,
Кук с поста министра уходил:
Он войну в Ираке осудил!
Он в жене Отелло разбудил,
С секретаршею роман затеяв.
Не из самых крупных был злодеев:
Честный камышовый крокодил.

    Или зря мы Кука обижаем?
Может, гением родился он,
Цезарь в нем дремал, Наполеон,
Сталин, всенародно обожаем?
Может, он — неистовый Роланд,
Может, мы неслыханный талант
Зарываем, небо искушаем,
Наше всё в могилу погружаем?
Сколько мог народу погубить!
Сколько славы для страны добыть!
Мог — да слег. Теперь его забудут.
Мощи жалкие лежат в гробу тут.

    Нет! И здесь бедняга преуспел:
В Скифии акын его воспел,
В мировую ввел литературу
Кука роковую креатуру.
Счастлив ты, бессмертный Робин Кук,
Фаусту и Одиссею друг!

    Нам-то, бедным, угрожает скука:
За границей нет конторы Кука,
Но молва поет: Кукареку!
Громку славу Куку я реку.

19 августа 2005

*   *   *

В коротком списке — Пушкин, Гёте, Дант,
Шекспир, Мицкевич… Кто увенчан будет?
С Камоэншем на лавочке сидят.
Надулись, друг на друга не глядят.
Сейчас войдёт Свинья — и всех рассудит.

9 августа 2005

*   *   *

На языке эфталитов
Муку мою назову —
Чтобы никто не услышал
И догадаться не мог.

Схлынуло царство земное,
Словно и не было нас.
На языке эфталитов
Счастьем его назову.

Там, за вратами Дербента,
Хищная зависть кипит.
Не таковы эфталитов
Доблестные сыновья.

За несказанную правду
(нет языка для нее),
За безнадежное дело —
Бьются они до конца.

Схлынуло царство земное.
Помнят народы одно:
Женщины у эфталитов
Были в особой чести.

4 августа 2005

*   *   *

Народ поумнеет, поймет,
Опомнится. Он ведь Народ!
Недаром о нем говорят,
Что он — вдохновенья субстрат,
Родник нескудеющих вод…
Да жив ли он, этот народ?

12 декабря 1983 — 2005

ЭПИТАФИЯ
Литературный поденщик, писавший стихи,
Много воинственной нагородил чепухи.
Был он, к тому же, немножко Иуда и Брут.
Вдоволь потешатся люди. Но тоже помрут.

7 марта 2005

*   *   *

Тем начат век серебряный, а этим —
Век бронзовый. Есть бр! и тут, и там.
А мы оставим режиссуру детям.
Нам эти шалости не по летам.
Резвитесь, милые, в литературных
Трагических личинах, на котурнах!
А мы подмосткам предпочтем суму.
Нам серебро и бронза — ни к чему.

1984, 7 июня 2005

*   *   *

Друг от друга нам некуда деться.
Эта жизнь — заколдованный круг.
В зеркала, в зеркала наглядеться
Мы еще не успели, мой друг.

Мы еще не устали от муки,
Наши горести нам не смешны.
И выходит: до вечной разлуки
Мы с тобою друг другу нужны.

12 августа 2002

НА ЗАМУЖЕСТВО А. К.
Еще вчера вполне без-Paul-ая,
От грусти ты смотрела в пол, —
Но кончилась пора тяжелая,
И вот он здесь, прекрасный Paul!

(Ко дню рожденья нашей драгоценной
Подарочек ей вышел Paul-но-ценный!)

Еще вчера — обитель тесная,
Печаль и вздохи у окна,
А нынче — доля Paul-новесная,
И жизнь твоя Paul-ным-Paul-на.

(Так Paul-нота бедняжку украшает,
Что ей и Paul-оумье не мешает.)

2000

*   *   *    

Мои стихи меня переживут.
Гордиться нечем, но душе отрадно,
Что жизнь моя, растаяв безвозвратно,
В сей малости еще пребудет тут.

Не стыдно мне, что ими дорожу,
Что научился силы экономить,
Что я за их опрятностью слежу,
Что слог мой ясен и костей не ломит.

Трагичность мне, по совести, чужда.
Я о высокой не вздыхаю доле.
Люблю мой стих, текущий без труда,
Грущу, когда он мрачен поневоле.

Былинка полевая хочет жить,
Чтоб долг осуществить всего земного:
За смерть продолжиться, себя продлить
Нуклеотидной тайнописью слова.

5 февраля 1983, 31 декабря 2013

*   *   *

Я в рифму говорил. Занятная напасть.
Отчасти страсть она, отчасти власть
Конкистадора и головореза,
Отчасти слабость, мука и аскеза.
Но лестно повторить: высокая болезнь,
И рифма там не спесь, как чудится, а песнь…

Родился я и жил средь мертвого народа,
И он мертвел, дичал всё больше год от года,
И средь него я дом построил на песке:
Я в рифму говорил на мертвом языке.

18 сентября 2008


1966-2016,
Ленинград / Иерусалим / Лондон / Боремвуд, Хартфордшир, etc.;
помещено в сеть 1 февраля 2007


Юрий Колкер