Они жадно разглядывали фрагмент твердой породы.
— Смотрите! Бактериальная жизнь так богата, что я не удивлюсь, если сведения про человечество, в частности, про Бабыл — не выдумка, — подумал Ян. — По отношению к бактерии все прочие организмы — паразиты.
— Сведения получены из надежного источника, — тотчас возразила Инь. — Цивилизация 00012AB07698G наблюдала развитие Бабыла в течение почти пятисот лет. Затем они испугались, что их телескоп — слишком сильное вторжение в тутошнюю жизнь. В результате вмешательства в Бабыле зародилась какая-то деятельная секта, и они решили не мешать, прекратили наблюдения. А когда вновь навели инструмент, тут уже была пустыня.
— Как вы себя чувствуете?
— Восстанавливаюсь, — ответила Инь. — Но не быстро.
— Еще бы! Провести миллионы лет в форме электромагнитной волны… Кажется, я вас опережаю. Как вам мое телесное воплощение?
— Презанятное. Не слишком экономное. Много лишнего. Но, кажется, к этой атмосфере иначе и не подстроиться. К примеру, это у нас что?
— Нос. Для дыхания. У вас — такой же. Достраивается.
— Неужели они так и выглядели?.. Брррр, тут холодно!
— Через несколько мгновений потеплеет. Я уже не чувствую. Адаптировался. Лучистой энергии сколько угодно, так что голод нам не грозит даже при такой телесной избыточности.
Они находились на бескрайнем каменистом плато с каньонами и холмами. В ландшафте преобладали оттенки красного. Оранжевое солнце висело низко. Ветра не было.
— Всё. Мне кажется, я готова. Начнем?
— Пожалуй. Выводите последовательность один, — предложил Ян. — Вот вам отражатель. — Он протянул ей кусок кремня.
Напряженным взглядом Инь уставилась в камень и замерла. Спустя час на нем зашевелился и начал расти белый бугорок. Затем крохотное яйцевидное образование отделилось и упало в ржавую пыль, совершенно потонув в ней.
— Отдохните, — сказал Ян. — Дальше он сам справится. Теперь моя очередь.
— Чтобы понять их, нужно максимально приблизиться к ним во всем: в облике, в поведении, в обиходе… Постижение — в подражании, — размышлял Ян. — Понять значит упростить.
Они находились в пустой комнате каменного дома, только что выведенного из последовательности номер 5. Два окна были закрыты сплошными прозрачными пластинами.
— Что ж, вы предлагаете питаться молекулярными образованиями? Может, и в объятия друг друга заключим? — поинтересовалась она.
— Вас бросает в крайности. Или… Однако вы очеловечиваетесь! С опережением. У них, если не ошибаюсь, этот тон назывался иронией… Нет, моя идея проще. Попробуем обмениваться информацией посредством звука. Как занятно будет использовать для этого рот, голосовые связки и уши! Иначе зачем они нам?
— Слишком рискованный путь, — возразила она. — Голосовая речь — сильнейший галлюциноген. У древних была такая форма медитации, основанная на ритме и созвучиях речи. Поэзией называлась. Завороженные ею, они декламировали нараспев, а при этом теряли способность думать и действовать. Превращались в сомнамбул… Кроме того, нужно ведь хоть какой-то из местных языков разобрать, чтобы переводить двоичные последовательности в звуки.
За окнами, рядом с расколотой скорлупой двух яиц, размером с порядочный бочонок каждая, копошились два робота-скарабея с ковшами вместо челюстей.
— Позвольте лучше мне, — подумал он, садясь рядом с нею в кресло перед панелью управления. — Нам ведь на запад?
— На северо-запад, — поправила она. — Вот направление. — На экране появился план. — Там были две реки. Город стоял на одной из них. Другая протекала неподалеку.
Они находились в воздушной капсуле чечевичной формы — висели в двадцати метрах над домом. Безжизненное плато расстилалось во все стороны до горизонта. Бледно-голубое небо было пусто. Солнце только что поднялось.
— Реки! А сейчас… Хоть бы капля воды.
— Вода в атмосфере есть, — возразила Инь. — Под землей тоже. Найдем и на поверхности. Но сначала — Бабыл.
Челнок взмыл. Внизу замелькали, а затем слились в сплошной красноватый поток неровности рельефа. Спустя минуту Ян сбавил скорость.
— Не здесь ли?
— По нашим данным — здесь. Но сами знаете, как мы промахнулись с приземлением. Может, и сейчас промашка. Попробуем вон тот курган, — предложила она.
Капсула мягко села в песок. Они выпустили роботов, и те начали вгрызаться в склон холма.
— Тут — почва, — Инь приложила к поверхности небольшой цилиндр и взглянула на индикатор. — Глубокий слой почвы.
— Следовало ожидать, — откликнулся Ян. — Куда ей деться? Атмосфера законсервирована с прекращением высших форм жизни. А общая биомасса уменьшилась менее, чем вдвое. Большая половина всегда приходилась на микроорганизмы, в том числе анаэробные автотрофы. По отношению к ним высшие животные — паразиты. Микробы есть и в километрах под нами.
— Кирпич! — воскликнула Инь. — Но обожженный. Там, помнится, преобладал глазурованный сырец. Может, пожар? Нет, не похоже. — Она разглядывала только что доставленную пробу.
Холм был глубоко пробуравлен во многих местах. На раскопках трудилось полсотни роботов-скарабеев. Исследователи находились под полупрозрачным куполом лаборатории.
— А тут что? Взгляните, в этой штуковине присутствует металл. Мои глаза еще не подводят меня.
— Сейчас посмотрим. — Ян положил небольшую окаменелость в подобие автоклава и через минуту вынул поблескивающий предмет.
— Пентаграмма… Поставить пять точек на окружности с угловым расстоянием в 72°, соединить прямыми. На каждой хорде построить равнобедренный треугольник, основание 2R·sin(π/5), сторона R·sin(2π/5)—R·cos(2π/5)·tg(π/5), и убрать их…
— Да я не слепая! — перебила Янь.
— Простите, я машинально… Или пять сегментов по 144° со сдвигом на 72°… Провести хорды, убрать их пересечения… Останутся пять лучей…
— Не исключено, что так они схематически изображали планеты и звезды.
— Внутри круг, — продолжал он. — В нем — престранная фигура: неправильная дуга с отводом, пересеченная прямым стержнем, увенчанным изнутри дуги параллелепипедом.
— Инструмент для нанесения ударов?
— Похоже… От одного конца дуги отходит короткая поперечина продолжением радиуса. Подобие ручки? Вероятно, схематическое изображение лезвия для срезания стеблей сельскохозяйственных растений. Загадочная символика! В Бабыле не встречалась. Там преобладала гексаграмма, а священным числом была семерка…
— Этот пятиугольник — сплав меди и цинка, — добавила Инь. — Мы промахнулись. Это что-то позднее. Не Бабыл. Может, не стоит продолжать?
— Если не возражаете, продолжим. Для полноты картины. Это вопрос двух-трех дней.
Ночью была песчаная буря, и работы прибавилось. Утро выдалось ясное. К полудню был расчищен фундамент крепостной стены в форме неправильного треугольника периметром в 2235 метров, с восемнадцатью башнями, шесть из них с воротами. Вдоль одной из сторон треугольника угадывалось русло пересохшей реки. Работа сворачивалась.
— Подведем итог, — предложил он. — Я буду называть основное, вы записывайте и дополняйте.
Она сосредоточилась.
— Обочина цивилизации. Две с половиной, много три тысячи местных лет после Бабыла. Общая протяженность существования невелика. Информация скудна. Они сперва писали на материале из волокон местных растений. Почти всё погибло. Затем перешли к электронике. Использовали экраны на жидких кристаллах. Это и вовсе пропало. Писали в основном для памяти, способность запоминать была ничтожна. И не только цифрами, использовали значки, буквы. Система счисления архаичная: десятичная. Город назывался Крамыл. Вокруг него возникла громадная империя. Отношения между людьми отличались невероятной жестокостью. Убивали друг друга миллионами — и не от голода спасаясь, а под влиянием массового психоза. Про этот город говорили, что он, единственный на планете, не верит слезам. Даже на поздних этапах в стране продолжали возделывать землю и питаться организмами, родственными людям по строению. Худосочная окраинная культура. Две более мощные находились к западу, одна — на этом же материке, другая — за океаном. Две другие, более древние и жизнеспособные, — на юго-восток и юго-юго-восток.
— Этого следовало ожидать! — воскликнула Инь.
На горизонте, в громадной впадине, открылась слепящая полоса голубовато-белого цвета. Капсула быстро приближалась. Спустя несколько мгновений охристые оттенки суши совсем ушли из поля зрения.
— Лед. И это не CO2, а H2O, — добавил он. — Видите под этой толщей мощный органический слой окаменелостей?
— В жидком виде H2O обеспечивала жизнь, но разделяла материки и цивилизации… Может, разогреем эту планету? — предложила она.
— Что с вами?! Это строжайше запрещено. Вспомните, что даже совсем пустяковое вмешательство разума 00012AB07698G вызвало здесь вековые преследования секты, угодившей под телескоп.
— Тогда речь шла о разумных существах в начале их становления. Сейчас здесь нет даже растительности. Одни микроорганизмы.
— Запрещено и это. От бактерий до разума рукой подать…
— Скажите, а вы никогда не нарушали предписаний? Так-таки ни разу?
— Странный вопрос! Разумеется, нет.
— Так вот вам шанс…
— Не понимаю вас… Но технически это было бы совсем несложно. Разогреть ядро до пяти тысяч градусов. Я имею в виду металлический шар с радиусом 35000 в центре планеты…
— И подтолкнуть эволюцию! Разве не хочется вам увидеть волны, зверей, птиц?
— Замечательно, что мы не поленились. Ведь мы и прибыли сюда ради этого, — сказала Инь.
— Лень — презанятное понятие. И состояние. Я и вообразить себе его не мог. А теперь…
— Но тем, кто здесь жил, лениться было некогда.
— Большинству…
Под капсулой, висевшей в ста метрах над поверхностью, лежали, как на ладони, расчищенные развалины большого города. Ясно прослеживалось основание трех мощных городских стен, а перед ними — рва. Периметр основной части города, четырехугольной, ориентированной по сторонам света, составлял 8150 метров. Русло высохшей реки шириною в 150 метров проходило с севера на юг и делило город на два неправильных квадрата. Всё левобережье на восток и север широким треугольником охватывала еще одна гигантская стена, которая на востоке проходила вдоль берега реки, в том числе и в самом городе. Во внутреннем городе на левом берегу виднелось гигантское основание башни-храма.
— Грандиозно. Сколько труда, фантазии, душевных сил… Они были красивы, эти люди, — подумала Инь.
— Пожалуй, — откликнулся Ян. И добавил: — Здесь копали до нас. Они сами. Точнее, их отдаленные потомки. Но раскопали ничтожную часть. Возьмите хоть этот царский дворец на севере, перед обводной стеной. К нему не прикоснулись. Большая часть осталась под землей. Не любопытствовали?
— Не хватало средств. А главное, после Бабыла здесь началась деградация. Оросительная система погибла, цивилизация сложилась престранная: электроника — и одновременно дикий упадок во всем.
— Но Бабыл, я согласен, чудо. Какой взлет человечности…
— Не преувеличивайте, — возразила Инь. — У них были рабы. Человек стоил 420 граммов серебра.
— Верно. Но он оставался в обществе, делал то же, что и прочие люди, нередко богател и покупал себе свободу. В нем видели человека. Какой контраст с концлагерями там, на севере! Общество было жестоким, не спорю, даже очень жестоким, но красивым. А как всё хорошо документировано!
Они продолжали разговор в доме под плоской крышей, сложенном, по местному обычаю, из кирпича-сырца. За окнами роботы-скарабеи сортировали глиняные таблички с клинописью.
— Что вам больше всего запомнилось из их истории? — спросил Ян.
— Пожалуй, жизнь и гибель несчастного царя Шамаш-шум-укина. И его брата, Ашурбанипала. Оба окончили свои дни здесь, хотя оба мечтали царствовать в другом городе, на северо-восток отсюда. Второй и царствовал там, пока был молод, а потом оказался тут, как в изгнании. Обе империи составляли неразрывное целое, нуждались друг в друге — и душили друг друга в братских объятьях. Воевали не на жизнь, а на смерть. Народы-братья, выяснявшие отношения по-братски. Сперва северяне до основания разрушили Бабыл, но испугались, спохватились, восстановили его с новой, невиданной пышностью… Вы записываете?
— Нет. Надоело. Продолжайте. Хочется еще раз окинуть всё это мыслью.
— Мне тоже… Восстановили своего могильщика. Ашурбанипал посадил тут Шамаш-шум-укина царем. Младший — старшего. Но войны было не избежать. Меня потрясла молитва Шамаш-шум-укина перед решительным шагом. Помните? «О, Анунит, предстательствуй за меня перед моим богом… Я — великий царь, несчастный, несмотря на то, что Мардук — мой бог. Зловещим знамением и предзнаменованием я потрясен, я напуган. Горе мне и моей стране, горе трону, жрецам и жертвам. Дай мне одежду веселья, отними траур. В искупительную жертву я заколю овна из моих имений. Подвигни владыку богов, чтобы он посетил страну врага моего и поступил с нею по приговору, от которого нельзя уклониться…»
— Занятно, что этот местный бог Мардук — третье лицо троицы. Верховным был Баал, иначе Бэл, господь. Ему приходился сыном Набу, бог мудрости. Мардук стоял ниже Набу, но в то же время отождествлялся с Бэлом. Последующие цивилизации подхватили это триединство верховной силы… И не заметили, откуда оно родом.
— Они многое отсюда взяли… А Шамаш-шум-укин погиб в пламени вон в том дворце у реки. Сам зажег его, когда солдаты брата ворвались в город. И его жена тоже бросилась в пламя. По доброй воле. Ей ничто не грозило. Жаль, нет ее имени.
— Да, а тот, младший, победитель, тоже доживал здесь — царем-вассалом, изгнанником, стариком. Тоже молился: «Богу и людям, живым и мертвым, я делал добро. Почему же болезнь, сердечная скорбь, бедствие и погибель привязались ко мне? Должна прикончить меня смерть. Я подавлен. В горе и воплях плачу я день и ночь. Я уподобился не чтущему бога и богиню…»
— И умер своей смертью. Не увидел расцвета Бабыла, по-братски уничтожившего северян… А у меня не выходит из головы эта гонимая секта. Сперва они вышли из этих мест, стали племенем, потом обосновались в горных районах на юго-западе, потом были поголовно уведены в рабство в этот самый город. Какие характеры! Их маленький горный город, взятый тутошним царем, тоже был срыт до основания. И тоже восстановлен, даже существовал дольше Бабыла. Помните того пораженца-диссидента, который в осажденном голодном городе покупает у родственника участок земли, занятой противником? Люди умирают от голода, сам он — в тюрьме за пораженчество, а всё не унимается, протестует, и вот говорит своему секретарю из-за решетки: «Возьми эту купчую и положи в глиняный сосуд. Ибо так говорит господь: дома, и поля, и виноградники снова будут покупаться в этой земле…» Его чуть не растерзали. Тюрьма спасла… У меня что-то с памятью. Как его звали?
— Йермияѓу. Что-то в этом роде.
В комнату вбежал робот-скарабей с глиняным горшком в передних конечностях.
— Подумайте: семена! — воскликнула Иль. — Их легко вернуть к жизни. Мы без труда сможем выращивать тут ячмень и полбу. И виноград! Как обстоят дела с разогревом?
— Льды уже почти всюду растоплены. Вода скоро будет здесь. Атмосфера насыщается, сами видите. Немножко терпения…
Над собеседниками проплывало облако.
— Всего шесть дней напряженной работы, а каков результат! — Инь сияла. — Послушайте, как шумят листья. И как занятны все эти существа, для которых еще нужно придумать имена…
— Зачем же придумывать заново? Все известны. Вот это — овца, это — черепаха, это — соловей…
— Вы правы. И как непостижимо видеть живое и деятельное, но лишенное мысли!
Они стояли у края мелкой широкой реки.
— Меня больше поражает другое. Каким наслажденьем оказалось выговаривать слова — и слышать слова в ответ. Конечно, мы многое потеряли…
— Но и приобрели что-то, кажется? Нельзя приобретать, не теряя.
— Приобрели… — он задумался. — Да, открылась какая-то другая возможность постижения… Я вот вчера на звезды смотрел, не подсчитывая. Остался, в сущности, последний шаг: попробовать есть…
— Я уже решилась. Я, честно сказать, уже съела кое-что…
— Вы не шутите?!
— Нет. Это финик. Попробуй, милый…
— …Удивительная безответственность. И полная деградация. Мы, конечно, теперь располагаем средствами быстро достичь Уляма и призвать безумцев к порядку. Но стоит ли? Посмотрите, — 0A9780012M взмахом руки вызвал перед собравшимися трехмерную картину.
Под персиковыми деревьями на берегу реки виднелась небольшая тростниковая хижина. В ней можно было различить нагие человеческие тела. Некоторые из членов совета привстали. Другие не могли сдержать ужаса и отвращения.
— Что это они там делают?! — спросила 0T5943680F.
— Вот-вот. Вы не ошиблись, — подтвердил 0A9780012M. — И они там уже не одни.
Перед собравшимися возник небольшой пруд. На берегу, словно бы в задумчивости, неподвижно сидел темноволосый кареглазый мальчик лет восьми, в длинной рубашке из тонкой некрашеной шерсти, с сачком из пальмовых волокон в руках. Внезапно он рывком погрузил сачок в воду, а когда вытащил, в нем трепетала крупная рыба. Собравшиеся ответили на это сдавленным стоном.
— Их уже не спасешь! — ужаснулась 0T5943680F.
— И в том, и в другом смысле, — согласился 0A9780012M. — Как ни быстро мы можем там оказаться, а млекопитающие так долго не живут. Им нас не дождаться. Но важнее то, что они уже не наши. Они всё забыли, работают руками, едят… ну и всё прочее. Мысль ушла. Мозг переродился, задействован только на чувственном уровне. О научных навыках, которые они сами использовали на Уляме, они уже представления не имеют. Явись мы перед ними сейчас, они сочтут нас богами… Мне жаль этих двоих. Они были достойными членами общества… Но приходится признать, что дорогостоящая экспедиция обернулась полным провалом.
— Пожалуй, мы и не вправе теперь что-то делать, — подумала 0T5943680F.
— И я так считаю, — откликнулся 0A9780012M. — На них — и на выведенный из биологической спячки Улям — теперь распространяется общий принцип невмешательства. Так что если совет примет мою… и коллеги, — он поклонился в сторону 0T5943680F, — …точку зрения, то на ближайшие пять тысяч лет мы оставим их в полном одиночестве.
8 апреля 2004,
Боремвуд, Хартфордшир
помещено в сеть 19 декабря 2011
