| From: | poetcherdak@yandex.ru |
| Date: | 21 May 2007 13:30 |
| To: | yuri.kolker@ntlworld.com |
[из письма студентов] Здравствуйте, уважаемый Юрий!
Вышел в свет первый номер литературно-художественного альманаха "Воркувер" — своего рода вольницы студенческой литературы и творчества, который не чтит особо никаких авторитетов, никем особо не
редактируется... Стоит ли говорить о том, в какой духоте произрастает творческая жизнь провинциальной молодежи. Стоит ли говорить о вечеринках голубых поэтов в модных гламурных клубах, встречах поэтов-ветеранов и современной молодежи под крышей Единой России... Впрочем, это мало чем отличается от
столичной богемы — денег только поменьше... Нам действительно стало душно и мы заглянули в Интернет... Редко можно встретить человека, который бы так хорошо разбирался в этой сознательно культивируемой в нынешней русской культуре духоте, как Вы. Мы прочитали те материалы, которые выложены у вас на сайте. При всей их жесткости, критичности, нельзя не отметить их последовательность,
профессионализм и чувство глубокого небезразличия к Слову...
— Здравствуйте, господа. Спасибо за рукопожатие.
[из письма студентов] Нам очень важно было бы иметь возможность общаться с Вами хотя бы изредка, задать Вам вопросы, которые беспокоят нас и являются предметом обсуждения в клубе Поэтический Чердак...
— Давайте попробуем. Но я предвижу трудность: у каждого поколения, как и у каждого народа, — своя неизъяснимая истина, другому поколению (народу) не дающаяся. Между нами, между вами и мною, если вы — студенты, по крайней мере три литературных поколения. Поймем ли мы друг друга? Найдем ли общий язык? В вашем письме есть слова, отсутствующие в моем лексиконе (например, гламур).
[из письма студентов] Ни один здравомыслящий самиздат, который издает сегодня в Екатеринбурге, не может пройти мимо фигуры Ильи Кормильцева.
— Вот новая трудность. Я узнал это имя в связи с сообщением о смерти Кормильцева; конечно, не из английских новостей; Британия его не заметила. Ничего не читал — и, уж не обессудьте, не стану. Не верю, что человек, писавший для эстрады, может быть поэтом. В моем поколении таковых не было. Настоящие стихи живы своею внутренней инструментовкой, а внешнюю, постороннюю — отторгают.
[из письма студентов] Он, также как и Вы, последнее время жил в Лондоне, и, возможно, у вас найдется несколько слов об этом человеке и его творчестве.
— Как видите, не найдется. Виноват.
[из письма студентов] …в одном из Ваших эссе Вы написали, что на сегодняшний день в России примерно 20 тыс. человек, которые сносно пишут по-русски…
— В каком именно? Я писал об этом не раз, и, кажется, у меня 15 тысяч было, притом не только в России. По-русски, сами знаете, сейчас пишут во многих странах. Тысячи две на один Израиль придется.
[из письма студентов] Странно, отчего при этом столь мала плотность стиха на единицу написанного? Нам было бы чрезвычайно важно узнать Ваше мнение на эту тему…
— На этот вопрос давно ответили. Все искусства переживают небывалый упадок, по некоторым признакам — последний, окончательный. Существует гипотеза об умирании искусства (Ортега-и-Гасет, Вейдле). Тут почти нечего добавить. Бога стало в нашей жизни меньше, вот и результат. Мы — атеисты, даже когда называем себя верующими. Бог понемножку умирает (в другой терминологии: человек быстро мельчает), а с ним — и искусства.
[из письма студентов] По какому принципу оганизована Западная поэзия: Европейская или Американская?
— Никакого принципа тут нет, а уж организации — и подавно. Некоторые люди пишут стихи, как умеют, другие читают, тоже как умеют. Тесных кружков, как у вас, не видно; преобладают одиночки.
[из письма студентов] Может быть, там нет такого преклонения перед ней, как в России, но и людей там не втаптывают в грязь своим хамством и безразличеем…
— Верно: перед поэзией здесь не преклоняются. Она — пикник на обочине. В Америке вообще всегда была Золушкой, в Британии никогда не фетишизировалась, как в России, но ведь и в России это прошло. Верно и то, что хамство в России — особое, но это — отдельный разговор. Что же до безразличия, то тут деваться некуда: поэзия — дело маргинальное, она создается немногими для немногих. Разве не так? Властители дум остались в XIX веке. СССР был заповедником XIX века в литературе. Общенациональные писатели и преклонение перед ними — позавчерашний день во всем мире. В субсидированной русскоязычной литературе эпохи большевизма — ложная кумирня держалась на подпорках. В Китае — и сейчас полный порядок; у них писатель — чиновник («государственный писатель первого ранга», «государственный писатель второго ранга» и т.п.).
[из письма студентов] …по Вашему мнению, каковы перспективы современной русской поэзии и есть ли они вообще внутри Пушкинской парадигмы или парадигмы Бродского и насколько условно это разделение?
— Если вы заглянули в мои сочинения, то знаете, что я предпочитаю классический стих (пушкинскую парадигму) и не верю авангарду, изыскам, верлибрам, экспериментаторству. Новаторство уместно на заводе, эксперименты — в лаборатории; в литературе к ним прибегают те, кому сказать нечего. Это, конечно, старческое брюзжание, но я и в 25 лет так думал. В отдаленном будущем поэзия будет нужна меньше, чем сегодня. Общая тенденция ясна; перспектива — угасание, притом всякой поэзии. Ближайшее будущее во многом определится наличием или отсутствием талантов. Угасание идет не по прямой, а по затухающей синусоиде; амплитуда падает, а всплески возможны. Никакой особой парадигмы Бродского я не вижу. Не он первый пытался пересадить английскую просодию на русский глинозем. Попытка эта не удалась, а сам он удался. Бродский — один из лучших поэтов эпохи Бродского.
[из письма студентов] Мы готовы выслать Вам первый номер журнала, только не знаем куда. Напишите, пожалуйста, адрес…
— Если у вас есть сайт, то вам незачем тратить деньги.
[из письма студентов] …будем Вам очень признательны, если Вы примете участие в он-лайн опросе…
Господа, так нельзя сказать по-русски: «он-лайн опрос». Куда у вас флексии подевались? Вы же рубите сук, на котором сидите.
[из письма студентов] 1. Назовите, пожалуйста, 5 актуальных русских поэтов за последние 50 лет, если возможно, то поясните свой выбор (мы просим Вас грациозно вписаться в предложенные рамки или изящно не вписаться)
— Актуальных?! У меня есть любимые поэты (все — в прошлом), есть ценимые мною современники и есть эстетические противники, которых я готов признать поэтами. Не думаю, что здесь возможна какая-то объективность. Мы все вовлечены в борьбу за свое понимание стиха; мы не в состоянии выйти за рамки своего круга. Скаковой лошади, чтобы бежать, нужны шоры. Любой список будет ложью, кривым зеркалом, и он меняется, пока мы живы, не по дням, а по часам. Могу назвать тех, кто на меня повлиял в период моего становления в Питере: Кушнер, Александр Житинский (он стихов не пишет с 1979 года) и Валерий Скобло (его и в Питере никто не знает). Я ценю стихи Зои Эзрохи, Юрия Кублановского, Бахыта Кенжеева, Сергея Гандлевского. Для меня не пустой звук Сергей Стратановский (эстетический противник). Я пережил некоторое увлечение стихами Леопольда Эпштейна из Бостона (потом это проехало). Я не люблю Бродского и совсем не ценю стихов Елены Шварц (см. мои статьи о них). Имеется еще с дюжину имен, о которых мне есть что сказать. В Израиле — Елена Игнатова, Наум Басовский, Анатолий Добрович; не то чтоб любил их, но отдаю должное. Я наверняка кого-то забыл. Актуальность же — вздор. Актуален Эдуард Асадов, только я его поэтом не считаю. Или Пригов (другая сторона той же медали).
[из письма студентов] 2. Как Вы можете проанализировать сегодняшнее соотношение, или, вернее,— противопоставление верлибра и классического стиха (не получается ли так, что многие люди обращаются к верлибру, поскольку не могут работать с классической формой (размером, рифмой)).
— Проанализировать — не могу: это не по моей части, я не мыслитель. Верлибрам не верю. Все верлибристы — на одно лицо; нет способа отличить одного от другого. Физиономия выявляется только в классическом стихе, где материал хоть некоторое сопротивление оказывает, а что же такое поэт без физиономии? Разумеется, к верлибру чаще всего обращаются те, кто не может писать классическим стихом. Эту публику классический стих немедленно разоблачает. Фет и Блок баловались верлибром, но их опыты могут восприниматься только сквозь призму их настоящих стихов, а без них — мертвы.
[из письма студентов] Не кажется ли Вам, что многие сегодняшние Русские верлибры напоминают плохой перевод с несуществующего английского оригинала...
— Кажется. Только почему с английского, а не с французского? И отчего «русские» у вас с прописной буквы? Ведь это — калька с английского. По-русски с прописной идут только имена собственные.
[из письма студентов] 3. Считаете ли Вы, что и сегодня Поэт в России по-прежнему больше, чем поэт?
— Не считаю. По-моему, никогда и не был. Сказана эта глупость человеком, которой сам — меньше, чем поэт. Нельзя быть «больше, чем поэт». Соседство со словом поэт вообще только одно слово выдерживает: пророк. Куда уж больше? Но пророков не слышат. Народу скоморохов подавай.
Если будете отвечать, пишите, пожалуйста, не от имени коллектива. Мне проще говорить с человеком. (Ответа не последовало.)
22 мая 2007,
Боремвуд, Хартфордшир;
помещено в сеть 17 января 2012
