[Воспроизвожу ксерокопию машинописного текста объёмом в шесть страниц под названием ОТЗЫВЫ О "ПОИСКАХ" [то есть о книге Шаховской В поисках Набокова] И О КНИГЕ БОЙДА. Рукопись получена мною от Зинаиды Шаховской (1906–2001) в 1997 году, когда она просила меня стать ее литературным агентом в англоязычных странах для перевода и издания ее книги В поисках Набокова (подробнее об этом см. переписку Юрия Колкера и Зинаиды Шаховской). Текст не мог возникнуть раньше начала 1987 года и позже середины 1997 года. Над названием рукописи (в сущности, черновика, переписанного с магнитофонной ленты кем-то из помогавших Шаховской волонтёров) от руки приписаны варианты названия: "Отзывы французских и британских критиков", "Ответ на ругань меня Карлинским и т. д."
Некоторые особенности графики в рукописи, включая и ошибки, вероятно, принадлежат переписчику. На последней странице собраны примечания Шаховской, которые, для облегчения чтения, я вношу в соответствующие места текста, — Юрий Колкер, 24.03.2015.]
Из США до меня дошел только один бранный отклик о «Поисках». Я ему обрадовалась как прорыву через бойкот. Появился он по-английски в “Russian Literary Threequarterly” [ошибка переписчика; правильно: Russian Literature Triquarterly] [№]17, 1982 г. Он был прислан мне вырезкой, к сожалению, без имени автора, из статьи, содержащей его заметки и о других книгах. Но это не [Саймон] Карлинский, потому что сразу после отчета о «Поисках» идет отчет о комментариях Карлинского к письмам Набокова-Вилсона, хвалебный, конечно.
[сбоку от от первого абзаца приписано рукой Шаховской: "и мой ответ на эту критику"]
О «Поисках»: «Это эгоцентричный самооправдательный отчет о начале и конце дружбы автора с Набоковым. Не подозревая, что работы Набокова имеют глубокие моральные подструктуры, Шаховская подчеркивает его "холодность" в литературе и его аморальность. От того, кто когда-то хорошо знал Набокова во время самого интересного периода, можно было ожидать по крайней мере его детального портрета. Но Шаховская дает только свой собственный детальный портрет. Причина конца дружбы находится в приложении в конце книги, чтобы читатель мог сам судить. Данный (по старомодно-русскому языку — нижеподписавшийся) автор считает, что Набоков имел право обидеться на Шаховскую за эту тупую и бессознательно враждебную ему статью. Это ужасная книга, потому что источник ее, сама Шаховская, не хочет признаться, как враждебна она к Набокову, человеку и писателю. Поэтому нельзя верить интересным вещам. Шаховская демонстрирует также непонимание как человека, так и писателя, и между строчками чувствуется порочное желание свергнуть литературного кумира». Перевод точен. За стиль я не ответственна.
Ничего оскорбительного для Набокова в «Поисках» нет, и дару его я всегда отдавала честь. А что моя характеристика его как человека не отвечает фимиаму его официальных агиографов, то ведь набоковский Чернышевский оскорбил пиетет редакторов «Современных Записок».
Жестоки были к своим современникам Иван Бунин в своих воспоминаниях и В. Ходасевич в «Некрополе», да и сам Набоков не задумывался, оскорбляет ли он человеческое достоинство своих литературных героев.
Искусство деталями не пренебрегает, а история, мемуары и биографии — и подавно. Если в статье о Чаадаеве упомяну о его причуде, когда он был в Париже, принимать гостей одетый весьма скромно, но представляя им своего молодого слугу, одетого по последней моде и обвешанного всякими драгоценными брелоками, или напомню, что любимый герой прогрессивной интеллигенции Ф. Радищев, едва выйдя из крепости, продал своего верного слугу, с ним туда добровольно заключившегося, я пишу о фактах, не переодевая их в литературные персонажи, как часто делал совсем не невинно В. Н. (*)
(*) [примечание Шаховской] Семен Карлинский, как и я, присутствовал на первом международном симпозиуме о Марине Цветаевой, на котором не только ее творчество, но и ее личная жизнь была оголена в беспристрастных академических терминах. Я шепотом заметила там А. Бахраху, что мы как зеленые мухи над мертвым телом Марины.
Карлинский, ругая в «Вашингтон Пост» от 14.12.86 Эндру Филда, пишет: «Как одного из своих первоисточников [Филд, вероятно] указывает “scurrilous” (**) книгу кн. Зинаиды Шаховской, 1979 г., «В поисках Набокова» на русском языке. Филд считает эти воспоминания превосходными и существенно важными.
(**) [примечание Шаховской] “scurrilous” по словарю Chambers Twentieth Century Dictionary — язык, подходящий вульгарному шуту — неприличный, грубый, скабрезный.
На самом же деле они являются ad feminam (***) атакой на жену Набокова Веру, граничащей с убийством личности». Английское выражение caracter [точнее: character] assassination — разрушение человеческой личности, оскорбление самой сущности человека [точнее: злобная клевета, диффамация; character здесь не "человеческая личность", а репутация]. Короче, Карлинский обвиняет меня в моральном преступлении (****).
(***) [примечание Шаховской] чисто женской [точне: к женщине, против женщины (а не по существу)]
(****) [примечание Шаховской] В гневе своем Карлинский напрасно упрекал Филда, написавшего, что Зина — еврейское имя. Филд не ошибся. Святая Зинаида была родственницей апостола Павла. [Шаховская не права; Зинаида — имя греческое, Павел — имя тоже не еврейское, а римское; апостол принял это имя, став последователем Христа, а при рождении был назван Савлом (Саулом, Шаулем)] Карлинский совершил курьезную ошибку, удивительную для такого специалиста, написав, что семья Набокова была против монархии. Это не так. Дед В. Набокова был министром царского правительства, а его отец — конституционный монархист (кадет) — не республиканец.
Что же касается моего языка и стиля, то удивительно, что за 50 лет моей литературной деятельности ни один из французских или иностранных издателей или критиков не нашел в них ни капли простой вульгарности. Таланта В. Н. я не только никогда не оспаривала, но с 1932 года писала о нем много и часто с энтузиазмом. Да и статья моя в 1958 году в “La Revue des Deux Mondes” была хвалебна. В то время «Лолита» была воспринята на Западе как художественная эротика. Я нашла в ней удачную аллегорию извращения критикой писательского замысла [сбоку от руки: удаление писателя от педофилии].
Не все так сдержанно писали о чете Набоковых. В 1991 году вышли воспоминания «Один день на земле» Мориса Жиродиаса [по-русски установилось: Морис Жиродиа́], издателя Генри Миллера, Беккета, Жана Жене, Жоржа Батайа, Честера Хаймса и многих других, чьи книги во времена оно [sic] преследовались законом и стоили издателю, сперва на них заработавшему, целый ряд процессов и штрафов. Умер он в бедности. Впервые в мире запрещенная «Лолита» появилась у Жиродиаса.
Критик «Фигаро Литерэр» приводит цитату из второй книги Жиродиаса, озаглавленную «Сады Эроса». Вот отрывок, посвященный Набокову: «Такой восхитительный писатель. Чтение рукописи "Лолиты" остается одним из самых ярких воспоминаний моей издательской жизни».
Зато воспоминания его о личности В. Н. и его жены совсем не восхитительны: «Сукин сын невероятной свирепости, за которым следовал женского пола дракон, следящий за ним с такой же яростной ревностью, с какой стражи Форта Нокс [Fort Knox] стерегут золото США».
Конформизмом критики Западной Европы никак не страдают, и каждая попытка культа личности сразу же находит у многих из них отпор. Так, знаменитое выступление В. Н. у Бернара Пиво (*****), млеющего от счастья видеть у себя отца «Лолиты», было воспринято как спектакль. Удивительно, что первое выступление у того же Пиво Солженицына, воплощающего собою ту Россию, которая продолжает беспокоить Запад, за спектакль зрители не приняли, и над автором «Архипелага Гулаг» никто не посмел иронизировать.
(*****) [примечание Шаховской] По французскому телевидению
Позднее в «Фигаро Литерэр» от 24.2.92 Брюно де Сэссоле удивляется, что в «Камере обскура» («Смех в ночи») Набоков «с большой легкостью пишет о чувствах: нежность, гордость, честь, которые находятся в полном противоречии с его собственными ценностями». «Избранные письма, 1940-1977», вероятно, потому, что они избранные, критика разочаровывают — «они ничего не прибавляют к тайнам его творчества».
В Великобритании Роберт Най [над строкой рукой Шаховской написано: Nay?] в «Скотсман Уикэнд» 17.11.90 сожалеет, что книга Бойда лишена малейшей дозы скептицизма. Не отрицая таланта Набокова, Р. Най спрашивает: «Теперь, когда шок прошел, куда мы можем поместить демонического Набокова?» Дальше вежливая, но убийственная фраза: «Перечитанная "Лолита" мне кажется несколько полинявшей. Ее впечатление на нас было больше, чем она заслуживала. То, что мы понимаем о книге, более значительно, чем ее содержание, так что у нас неудобное чувство, что автор хотел нас "обработать", чего он добился, но это действие неповторимо. При вторичном чтении манипуляция недейственна, рука волшебника уже явственно видна, и магия потеряла свою силу».
