Юрий Колкер: БОРОТЬСЯ ЗА МИР, 1982

Юрий Колкер

БОРОТЬСЯ ЗА МИР

(1982)

Вот курьёз: советский человек эпохи Брежнева, «простой советский человек», пишет обращение к людям Земли с призывом… бороться за мир! Не сумас­шедший ли он? Ведь его родное правительство только и знает что бороться за мир. Правда, делает оно это странно: через гонку во­оруже­ний, через громо­гласное и сладо­страстное создание оружия мас­сового уничтоже­ния в ущерб насущным нуждам народа, через военные провокации и прямую агрессию во всём мире. А безумец взывает к совести каждого, в обход родного прави­тель­ства. Он рас­про­страня­ет текст в самиз­дате, не делая даже попытки на­печатать его в газете или журнале. Не ясно ли, что этот призыв — вотум недоверия прави­тельству и режиму? что это документ анти­советский? Но тут комар носу не подточит. Как ни бездарна советская власть, как ни глупы заправилы режима, даже они понимают, что привлечь автора к суду за такую антисоветчину значит получить мировой скандал — и расписаться в агрессивности.

Между тем суд и ГУЛАГ тут, у автора за плечами. Недаром за день до этого призыва он пишет меморандум, в котором наперёд отрекается от слов, которые могут быть вырваны у него в застенках, под пыткой. Как ни глупа власть, как ни бездарны судьи, в подлости и лжи они поднаторели; голь на выдумки хитра.

Призыв бороться за мир автор заканчивает полу­вопросом, не требующим ответа. Всем ясно: бороться за мир значит бороться против со­вет­ской власти всеми сред­ствами души. Не с оружием в руках бороться — потому что какой же это мир? это война, — а неучастием бороться. В тот день, когда неучастие станет массовым, подлый режим рухнет.

Чрез­вычайно ха­рактерно, что ни автор призыва, ни вообще кто-либо вокруг до самого горизонта — не видел в ту пору, что советский значит русский не в шутку, а всерьёз. Конечно, на Западе это были синонимы, но и там си­нонимич­ность шла с изрядной долей мета­форич­ности, — а в Сов­депии эти слова означали разное и для кремлёвских геронто­кратов, и для людей нрав­ствен­ного со­против­ления. Знаме­нитый песенный вопрос «Хотят ли русские войны?» (с песенным же полуответом: «спросите у моей жены») был проникнут иронией к Западу: мол, не видят, что мы не рус­ские, а совет­ские!

И, конечно, ни автор призыва бороться за мир, ни кто иной до самого горизонта не мог в 1982 году вообразить, что войны хотят именно русские. Русские тогда ещё были. Их не стало — с ними было покончено — на рубеже тысячелетий. А те, кто присвоил себе имя вымершего племени, не вспоминают песню с ямбическим вопросом. Что и понятно. Если теперешние держатели паспортов РФ и впрямь русские, то кто же в мире хоть на секунду задастся вопросом, хотят ли русские войны.

Ю. К.

17 мая 2017,
Боремвуд, Хартфордшир


Просвещенное человечество, расколотое на два враждебных лагеря, готовых кинуться друг на друга, истребляя все живое, самую Землю, — не насмешка ли это над извечным стремлением человека к счастью? не бред ли научного фантаста? Люди до сих пор голодают на этой планете, едва ли не большинство живет в бедности, граничащей с голодом, не хватает средств на больницы и школы, — и тут же, рядом, на глазах бедняков и безработных, астрономические суммы отпускаются на разработку и серийное производство орудий убийства такой убойной силы (увы! это — научный термин), одно представление о которой — если бы только нам хватало воображения или смелости представить себе таковую — тоже должно было бы обладать немалой убойной силой. Но нет, мы читаем о мегатоннах и боеголовках — и не умираем: привыкли. Человек, говорит Достоевский, это существо, которое ко всему привыкает. Печальное определение! Мы читаем и слышим о боеголовках и баллистических ракетах — и не видим кошмарной хризантемы над тем местом, где некогда был наш родной город — тот самый, в котором жили наши отцы и деды и где никогда уже не родятся наши внуки и правнуки. Не видим — мы заняты: делаем карьеру, влюбляемся, сводим личные счеты, убеждаем себя и других в чем-то, во что зачастую не очень верим…

В природе человека — гнать мысли о смерти, заслонять их сиюминутным, суетным. Но ведь это — мысли о смерти индивидуальной, для каждого из нас неизбежной. Они связываются с судьбой, с Богом. То же ли самое — коллективное самоубийство, ядерное безумие? Ведь мы все, в большей или меньшей степени, причастны к нему, а значит — и не свободны от личной ответственности перед будущим… Всё это общие слова, скажут мне, — пустая риторика: чтó мы можем?

Мы можем, мы должны — ежеминутно помнить о жуткой бессмыслице тотальных войн нового времени, ожидаемой ядерной войны — в особенности. Мы можем и должны не считать пошлостью и общим местом разговоры об этом: когда эти вот общие слова, сказанные сегодня мною, скажут некоторые, — их повторят многие, когда их повторят все — войны не будет. Вопрос о будущем человечества слишком серьезен, чтобы я или вы могли сложить с себя индивидуальную ответственность за него перед лицом своей совести. Мы не можем отстранить от себя этот вопрос под тем предлогом, что им занимаются ООН, правительства, ассоциации, общества, лиги: — сколь бы изначально добросовестны ни были их намерения и целенаправленны — усилия, они — всего лишь организации, а мы — люди. Мы знаем — Альберт Швейцер показал это всему миру своими сочинениями и своей жизнью — что любая социальная структура тяготеет к бюрократической кристаллизации и способна произвести неизмеримо меньший эффект, чем одновременное, добросовестное, но обязательно индивидуальное движение многих заинтересованных лиц. Общественная совесть гораздо лучше защищена, а потому и менее чувствительна, чем личная. Врач, отказывающий больному в приеме и отправляющийся на совещание (случай, только что бывший перед моими глазами), — вот прекрасный пример подмены человеческой совести совестью коллектива. Больной мучается, теряет сознание — врач заседает; виноватых нет.

Бороться за мир — у кого сегодня эти слова не вызывают оскомины? Но всякое слово обладает свойством не только утрачивать, но и возвращать себе свой живой смысл, обретать новое, насыщенное временем, содержание. У меня нет конструктивной программы борьбы за мир для каждого, кто прочтет эти беглые заметки, я даже считаю вредной самую идею такой единой, для всех одинаковой, программы. Но у меня есть простой и вполне конструктивный прием, позволяющий вдохнуть жизнь в одно тривиальное словосочетание. Он, впрочем, спасителен только для тех, для кого не утратило смысла другое слово: совесть. Спросите свою совесть, что́ вы, вы как личность, непосредственно и своими руками (и своим сердцем), сделали для предотвращения катастрофы, нависшей над человечеством; что́ вы, не по указке людей, от которых вы зависите, а своею доброй волей пожертвовали, оторвали от себя и своих близких во имя реальной борьбы за мир, дружбы, взаимопонимания между народами: что? — И вот мы, вы и я, поставив перед собою этот вопрос в его первозданной наготе, должны ужаснуться: ведь мы не сделали ничего; а ужаснувшись — задуматься. Для того, с кем это произойдет, слова бороться за мир будут раз и навсегда реабилитированы, очищены от шелухи, наполнены живой жизнью. И ему уже незачем объяснять, что делать.

15 декабря 1982
Ленинград;
помещено в сеть 17 мая 2017

Юрий Колкер