[Привожу ксерокопии семи страниц (под №№2-8) переписки, полученной мною от Зинаиды Шаховской (1906–2001) в ее письме ко мне из Парижа в Британию от 6 ноября 1997 года. Страницу №1 этой подборки документов Шаховской, — статью Саймона Карлинского в газете Washington Post от 14 декабря 1986 года, в связи с которой переписка возникла, — привожу отдельно. Семь страниц переписки содержат:
— письмо Андрю Филда в Wasington Post от 8.01.1987 с текстом для помещения в газете (стр. 2–4);
— ответное письмо к Шаховской из Wasington Post от 11.02.1987 (стр. 5);
— письмо Шаховской в Wasington Post от 11.05.1987 (стр. 6);
— ответное письмо к Шаховской из Wasington Post от 15.05.1987 (стр. 7);
— письмо Шаховской в Wasington Post от 23.05.1987 (стр. 8).
В моей подборке документов отсутствует первое письмо Шаховской в Wasington Post, на которое газета отвечает 11 февраля 1987 года, но поскольку нумерация страниц идёт без пропусков, считая от статьи Карлинского под №1, приходится допустить, что письмо не выпало из этой подборки, а изначально в ней отсутствовало. Иначе говоря, либо Шаховская намеренно не включила копию письма в подборку (что было бы трудно объяснить), либо этой копии у неё не сохранилось. — Ю. К., 26.03.2015]
[В левом верхнем углу ксерокопии, рукой Шаховской, написано "lettre de Field à W. Post" (то есть: письмо Филда в газету Вашингтон-Пост); дальше, если я правильно разобрал почерк Шаховской, идёт "ennemi à moi" (то есть: "враг мне", что относится к Карлинскому, а не к Филду, который и сам, в первой же строке текста, предназначенного им для раздела писем газеты Вашингтон-Пост, называет Карлинского "my old enemy". Под припиской Шаховской, вслед за словом COPY, идёт ее экслибрис: литеры ZS в лавровом венке под короной. Подчеркивание в машинописи Филда предполагает, как это было принято в эпоху пишущих машинок, курсив при типографском воспроизведении.]
|
PO Box 139, Paddington, Qld. Australia 4064 January 8, 1987 |
Brigitte Weeks, Editor
Book World,
The Washington Post,
1150 15th Street NW,
Washington, D.C. 20071
Dear Brigitte Weeks,
The Karlinsky review has just reached me in Australia, and it is essential that my reply be printed at once. I believe passionately in freedom of speech, but freedom of response is also essential in a case such as this. I say that because I notice that Book World does not in the normal course of things print replies.
I am writing directly to you rather than through my lawyer, Robert Kaplan of Kaplan, Kilsheimer & Foley to whom I am also sending a copy of the review and my reply because time is of the essence. Mr. Kaplan's services will be necessary, of course, only if Book World declines to print my reply, but I cannot see any reason why you should do that.
I would like my reply printed in a box on the same page on which Karlinsky’s review appeared, five, and in the first instance I would like my reply to appear without his immediate counterreply. I have suffered snipes from Karlinsky over many years, and I want you to be assured that I shall try not to have the correspondence go farther on my part.
|
Yours sincerely, |
cc : Bob Kaplan
(перевод)
Уважаемая Бриджит Уикс,
Статья Карлинского попала ко мне в руки в Австралии только сегодня, поэтому очень важно, чтобы моё возражение ему было напечатано безотлагательно. Я — безусловный сторонник свободы печати, но в случаях, подобных этому, свобода возразить является не менее существенной. Говорю это потому, что Книжный мир [отдел газеты Вашингтон-Пост, в котором была напечатана статья Карлинского и в который пишет Филд], как я заметил, обычно возражений не помещает.
Обращаюсь к Вам прямо, а не через моего адвоката Роберта Каплана из фирмы Kaplan, Kilsheimer & Foley (которому посылаю копию статьи Карлинского и моего возражения ему), единственно потому, что время не терпит. Услуги г-на Каплана потребуются, конечно, только в том случае, если Книжный мир отклонит публикацию моего возражения, но я решительно не вижу причин, по которым Вы могли бы так поступить.
Я бы хотел видеть моё возражение напечатанным в том же месте и на той же (пятой) странице газеты, где появилась статья Карлинского, причем без его немедленного ответного возражения мне, помещенного тут же. Я терплю выходки Карлинского в течение многих лет — и хочу Вас уверить, что постараюсь, со своей стороны, воздержаться от продолжения этой переписки.
|
Почтительно, |
копия : Бобу Каплану
[Далее (стрницы №№3-4 в приложении Шаховской) следует текст, предназначенный Филдом для публикации в разделе писем газеты Washington Post. Из приведённого ниже письма Шаховской от 23 мая 1987 года можно заключить, что письмо Филда было напечатано (не зря он пригрозил газетчикам привлечь к делу стряпчих), однако из этого письма был исключен фрагмент в защиту Шаховской и, вопреки просьбе Филда, газета тут же поместила ответную реплику Карлинского. Привожу текст Филда для Washington Post:]
My old enemy Simon Karlinsky has gone too far. To fail to make any reply to this vitriolic outburst against my recent biography (VN: The Life and Art of Vladimir Nabokov) would do permanent damage both to the book and to me personally. I think I can make a reasonably quick job of it.
There are almost no correct statements in Karlinsky's remarks on my 1967 critical study of Nabokov's work. That book contains not the "whole" of the writer's biography but an absolutely minimal biographical structure. I did not have access to the Nabokov archive. In fact, in 1967 I had met Nabokov only once. Both Vera and Vladimir Nabokov did indeed do proofreading and corrections when that book was at manuscript and galley stages. There were some helpful corrections of fact made by the Nabokovs, but the majority were on the order of: "'quite a little' should be 'quite little'."
It is awkward but absolutely necessary now to give Nabokov's opinion of that book, in a letter to me written on September 26, 1966. Nabokov wrote that he enjoyed the book tremendously "despite its being dreadfully typed on excruciating paper," and that he was merely jotting down "such inaccuracies as might have marred your marvellous work and given ammunition to a critic you have not named once in your work." (That strident and negative critic, by the way, was the academic mentor of Simon Karlinsky at the University of California. There are a few words about a savage letter that Nabokov wrote to him in my new biography.) In the conclusion to his 1966 letter to me Nabokov wrote: "I now want to repeat that your work is one of outstanding merit and brilliancy which I would have read with the same intense pleasure even if it had nothing to do with the books of someone I liked." One should note that Karlinsky finds the literary criticism in that book, carried over in large part to VN, "pallid and pedestrian." What gives the lad away though is my new critical material of which he takes no note whatsoever. I have, for instance, found the two sources for the form of Pale Fire, one from an article in an emigre newspaper, the other from the archives of Cornell University. Strange. A professor of literature who does not notice such things is not really writing about books, I suggest
Next comes my second book on Nabokov, which is a partial biography and hence was called His Life in Part. Karlinsky has an undeclared interest here. After his 1973 visit to Montreux, he wrote to me attempting to dissuade me from publishing my projected biography. His account of the dispute between Nabokov and myself over that book is not quite straightforward. In VN I state the matter succinctly: "There was a four-year legal struggle over my 1977 book about him. Nabokov was furious about what he saw as a breach of faith. The author was upset because, he contended, he had been given assurances about the general outlines of the life of Nabokov that proved to be untrue." How careless of Karlinsky to convey the substance of the first two sentences in his review and forget the third and critical one. I did not betray Nabokov; rather, Nabokov set up an elaborate charade mechanism designed to have me produce a falsified life.
Karlinsky characteristically works by halves: He charges me with interviewing people who "resented Nabokov's international success." I did interview some such people, to be sure, but I also interviewed and recorded many people who adored Nabokov. There is a totalitarian pulse in Karlinsky's prose.
All the rest is small change. Nabokov's ambivalent attitude towards women, all women, is a matter of record in my book as well as in his own writing. Poggioli's The Poets of Russia to which Karlinsky takes such exception won the Harvard Faculty Prize in the year it was published, and it is still one of the very best general surveys available. Zinaida Schakowskoi is an astute Russian and French writer and critic, and her 1979 book In Search of Nabokov is not at all a character assassination or scurrilous. It seeks to present a life and a literary career full of contradictions. Karlinsky does not much like that. I did not "misconstrue" the words cut out of the letters I was given that Nabokov had written to his mother. How can you misconstrue a hole cut in paper? I took a guess and was wrong, but the actuality, "My Joy," is almost as good as Lolita as a nickname for his mother. And Karlinsky conveniently forgets to report the telling half: that his mother's nickname was Lyolya!!
In all of Karlinsky's froth, fury, and misrepresentation of what I actually wrote, there was one little error spotted, for which I of course thank him.
(перевод)
Мой давний враг Саймон Карлинский зашёл слишком далеко. Оставить без ответа этот злобный выпад против моей недавней книги (VN [то есть variance notice, уведомление о пересмотре; но у Филда это еще и инициалы В. Н., которые можно прочесть и как Владимир Набоков, и как Вера Набокова]: Жизнь и творчество Владимира Набокова) значило бы нанести непоправимый вред как этой книге, так и моей репутации. Надеюсь, мой ответ не отнимет у читателя много времени.
В словах Карлинского о моем критическом исследовании творчества Набокова 1967 года практически все заключения ошибочны. Эта работа содержит отнюдь не «всю» биографию писателя [у Карлинского: «the whole of his work and biography»], но как раз самый минимум биографических сведений о нём. Доступа к архиву Набокова я не имел. Встречался я с Набоковым в 1967 году только один раз. Вера и Владимир Набоковы действительно читали мою рукопись, а затем гранки, и сделали несколько полезных фактических уточнений, но большинство было в духе: «"сколько их ни есть" — все "по мелочи"».
Неудобно, но приходится по необходимости привести здесь слова Набокова о моей книге из его письма ко мне от 26 сентября 1966 года. Набоков пишет, что книга понравилась ему чрезвычайно, «несмотря на ужасающую бумагу машинописи», и что он только «самым беглым образом отмечает неточности, которые могли бы повредить Вашей чудесной работе и дать оружие в руки критику, которого Вы ни разу не упомянули в вашем труде». (Этот рьяный критик, между прочим, был академическим наставником Саймона Карлинского в Калифорнийском университете. В моей новой работе сказано несколько слов о свирепом письме к нему Набокова.) В заключение своего письма ко мне от 1966 года Набоков пишет: «Я хочу ещё раз сказать, что Ваша работа обладает исключительным достоинством и блеском, и я прочел бы ее с наслаждением столь же сильным, будь она даже посвящена книгам автора, мною не любимого». Заметьте: это сказано о том самом критическом анализе, который в значительной части перенесен мною из упомянутой книги в VN и который Карлинский находит «бледным и бескрылым». Что, однако, выдаёт человека с головой, так это то обстоятельство, что Карлинский ни полуслова не говорит о привлечённом мною новом критическом материале. А между тем я, среди прочего, нашел два источника романа Бледный огонь: один — в эмигрантской газете, другой — в архиве Корнельского университета. Не странно ли? Я полагаю, что профессор литературы, не замечающий в книге таких вещей, на самом деле пишет не о книгах.
Дальше идёт моя вторая книга о Набокове, его частичная биография, озаглавленная, соответственно, Этап его жизни. Тут у Карлинского была заинтересованность, о которой он умалчивает. Съездив в 1973 году в Монтрö [к Набокову в Швейцарию], Карлинский прислал мне письмо, в котором отговаривал меня публиковать биографию, над которой я работал. Его слова о споре по поводу этой книги между Набоковым и мною не совсем точны. В VN я пишу совсем коротко: «Правовая борьба вокруг моей книги 1977 года о Набокове продолжалась в течение четырех лет. Набоков был в бешенстве, ибо считал, что я злоупотребил его доверием. Писатель утверждал, что получил от меня заверения о том, в каких рамках будет выдержана книга о жизни Набокова, и эти заверения оказались ложью, что и расстроило его». Каким легкомыслием со стороны Карлинского было пересказать в его статье первые две фазы из моей книги — и не заметить третьей, важнейшей. Я не предавал Набокова; наоборот, Набоков расставил передо мною хитроумную ловушку, с тем, чтобы подтолкнуть меня фальсифицировать историю его жизни.
Карлинский систематически не договаривает, все его сообщения половинчатые. Он обвиняет меня в том, что я опрашивал людей, которых «задел международный успех Набокова». И он не солгал, я опрашивал некоторых людей из этой категории; но ведь я также опрашивал и записывал очень многих, кто обожает Набокова. В подходе Карлинского слышна тоталитарная нотка.
Остались мелочи. Двойственное отношение Набокова к женщинам, ко всем женщинам, присутствует и обсуждается в моей книге совершенно так же, как в его собственных сочинениях. Книга Поджолли Поэты России, которая так не нравится Карлинскому, в год своего появления была отмечена наградой Гарвардского университета и по сей день остаётся одним из лучших общих популярных введений в ее предмет. Зинаида Шаховская — глубокий писатель и проницательный критик, русский и французский, ее книга 1979 года В поисках Набокова — ничуть не оскорбительна, ни в малейшей степени не диффамация. Это попытка понять полную противоречий жизнь и литературную карьеру своего современника, что не очень нравится Карлинскому. Нельзя сказать, что я «не сумел правильно истолковать» слова, вырезанные из писем Набокова к его матери, а именно такими я получил их от Набокова: с дырами в место слов. Как прикажете истолковывать прорези, сделанные в бумаге? Я высказал догадку и оказался неправ, однако ж если Набоков на деле приветствует в письмах мать словами «моя радость», то я и не вижу, чем это ласковое имя хуже или лучше имени Лолита. В этом месте Карлинский очень кстати забывает сообщить читателю другую половину относящейся к делу правды: у матери Набокова было-таки уменьшительно-ласкательное имя, и это имя было — Лёля!!
Во всей болтовне Карлинского, во всех его подтасовках и наскоках с пеной у рта, о которых я здесь пишу, им у меня замечена одна маленькая ошибка, за которую я его, разумеется, благодарю. [Филд неточен. Он словно бы не замечает и вовсе оставляет без ответа возражения Карлинского против его, Филда, построений вокруг имени и фамилии героини Набокова, Зины Мерц, — то есть, пожалуй, самую сильную часть возражений Карлинского.]
[Вслед за приведённым выше письмом Филда в газету Washington Post (стрницы №№3-4 подборки Шаховской) идёт у Шаховской на странице №5 ответное письмо из Washington Post, из которого видно, что какое-то письмо с возражением Шаховской Карлинскому, вероятно, первое, газетой уже получено, но этого письма в подборке Шаховской нет, и нумерация страниц не позволяет допустить, что оно случайно выпало из подборки. Вот письмо из газеты:]
The WASHINGTON POST
1150 15th STREET, N.W.
WASHINGTON, D.C. 20071
(202) 334-6000
|
BOOK WORLD 334-7882 |
Feb. 11, 1987
Mme Zinaida Schakovskoy
16, rue Faraday
75017 Paris, France
Dear Mme. Schakovskoy:
We have received your letter regarding Simon Karlinsky' review, and we will be happy to print it next month, the earliest we can do so. We have a monthly letters column.
I must tell you, however, that we may be forced to trim small portions of the letter for space reasons. We will send you a copy when it runs.
|
Kind regards, Alice Digilio Acting Editor |
[приписка внизу рукой Шаховской:]
My answer 19.2.87 to Alice Digilio:
"Thank you for your letter from febr. 11.
I do hope that you will not
take all plums out of the pudding."
(перевод)
Уважаемая мадам Шаховская:
Мы получили Ваше письмо по поводу статьи Саймона Карлинского и будем рады напечатать его в следующем месяце. Раньше у нас не получается, поскольку письма читателей мы публикуем раз в месяц.
Прошу Вас заметить, однако, что нам, из экономии места, придётся, возможно, немного сократить Ваше письмо. Когда публикация состоится, мы пришлём Вам номер газеты с нею.
[приписка внизу рукой Шаховской, перевод:]
Мой ответ 19.2.87 Алис Дайджильо:
"Спасибо за Ваше письмо от 11 февр.
Надеюсь, вы не выплеснете ребёнка
с мыльной пеной [дословно: не вынете
все сливы из пудинга]"
[Далее на странице №6 подборки идёт письмо Шаховской в газету Washington Post, из которого косвенно вытекает, что первое её письмо в газету, то, что в подборке отсутствует (и которое газета обещала напечатать в марте 1987 года), напечатано не было. Ясно также, что это первое письмо (отсутствуещее и не напечатанное) было написано Шаховской прежде, чем она получила газету от 14 декабря 1986 года со статьёй Карлинского. Как она писала своё первое письмо? была ли у нее ксерокопия статьи Карлинского или ей просто пересказали эту статью?
Приведённое ниже письмо Шаховской, от 11 мая 1987 года, написано (как и другие ее письма и вставки) не совсем правильным английским языком. Что ещё хуже, оно содержит смысловые лакуны, которые трудно восполнить спустя десятилетия. Какой текст (the story) Шаховская посылает в газету? Не назвать его в письме значило создать трудности не только для архивиста, но и для газетчиков, перед которыми Монблан разрозненных рукописей без конца и начала, а работать приходится в спешке. Кто этот «человек, хорошо знавший Набокова»? Ясно, что это автор неназванного в письме текста (the story), но совершенно не ясно, Шаховская ли этот автор или другой человек. Вообще, предлагать газете занимательную историю вместо короткого письма-возражения было по меньшей мере странно. Может ли ежедневная газета согласиться в мае 1987 года напечатать что-то в связи с публикацией декабря 1986 года? Вчерашняя газетная новость мертва.
Относительно текста (the story), посланного Шаховской в газету с письмом от 11 мая 1987 года, строю предположение совершенно невероятное и прямо дикое, но единственно возможное на основе имеющейся у меня части архива Шаховской. Единственное подобие рассказа (the story), связное и выстроенное повествовательное сочинение, полученное мною от Шаховской в 1997 году, — фрагмент ее воспоминаний под названием «Бедная Ирина», об Ирине Гваданини, полученый мною в ксерокопии со страницы 17 газеты Русская мысль №4158 (23-29 января 1997)… — хотя, повторяю, немыслимо поверить, что Шаховской пришло в голову послать в 1987 году в американскую газету русский текст о парижской жизни русских эмигрантов в 1930-х и 1960-х годах.
Полноты ради и для очистки совести упомяну ещё имеющийся у меня русский текст отзывов о книге Шаховской с ее попутными возражениями критикам, черновик, кое-как списанный с магнитофонной ленты кем-то из её помощников, — хотя вероятность его посылки в газету уже просто нулевая.
Ниже — странное письмо Шаховской в Washington Post от 11 мая 1987 года:]
Zinalda SCHAKOVSKOY
16, rue Faraday
75017 PARIS, FRANCE
Phone Nr: 46 22 23 55
|
Miss Brigite WEEKS, Editor, Book World, The Washington Post 1150 15th Street NW, WASHINGTON D.C. 20071, U.S.A. |
11 May 1987
[дата в оригинале
вписана от руки,
но не Шаховской]
Dear Editor,
The "Washington Post" is not easily available here and a xeroxed copy of Karlinsky’s article, which appeared in the issue of the 14 December 1986, has just reached me.
The terms used by Simon Karlinsky concerning me, clearly amount to slander. Under French law I have the right to reply in your paper within 3 months.
I could write, for instance, "Simon Karlinsky has intentionally defamed me and is a cod and a liar and I can prove, in any court my personal integrity and my qualities as a writer". However, I much prefer to give this affair another dimension.
As a long time author and journalist, I know that readers enjoy lively controversy, especially when it concerns a famous and enigmatic personality such as Nabokov. So I do hope that you agree to publish the story of someone who knew well Nabokov .
I am eighty and since my book "The Privilege Was mine" was published in the USA and England in 1959 27 years have passed and naturally the new generation of editors are entitled to not to have heard my name. I am sending you here, for your information, extracts of some of the reviews of my work . In addition, I enclose the views of certain slavists concerning my essay on Nabokov — these, of course, are not for publication.
|
Yours sincerely, Zinaïda Schakovskoy |
enclosures
(перевод)
Уважаемый редактор,
Поскольку раздобыть газету Вашингтон-Пост здесь непросто, ксерокопию статьи Карлинского из выпуска от 14 декабря 1986 года я получила лишь недавно.
Термины, употреблённые Карлинским в мой адрес, могут быть квалифицированы как клевета. По французским законам я имею право в течение трёх месяцев напечатать в вашей газете опровержение [но ведь прошло уже пять месяцев!].
Я могла бы, например, написать такое: «Саймон Карлинский умышленно бесчестит меня, он шут гороховый [как ещё перевсти "he is a cod"? разве что "его утверждения смехотворны"], он лжец; я могу в любом суде доказать и мою честность, и мою писательскую квалификацию». Однако я предпочитаю придать этому делу другое измерение.
Будучи журналистом и писателем с многолетним опытом, я знаю, что читатели любят полемику, особенно, когда затронуты такие знаменитые и загадочные личности, как Набоков. Поэтому я надеюсь, что вы согласитесь напечатать этот текст [какой? на этот счёт, как уже сказано, строю предположение вполне дикое, но единственно возможное на моём материале: ее воспоминания о Гваданини], написанный человеком, хорошо знавшим Набокова [кем? неужели Шаховская послала этот свой текст в газету?!].
Мне восемьдесят лет, со времени выхода в 1959 году в США и Британии моей книги The Privilege Was Mine [Спасибо за оказанную честь; книга воспоминаний Шаховской о ее жизни в Москве в 1956-1957 года в качестве жены сотрудника бельгийского посольства С. С. Малевского-Малевича] прошло 27 лет и, естественно, журналистов нового поколения нельзя упрекнуть в том, что они никогда не слышали моего имени. Я посылаю вам с настоящим письмом выдержки из некоторых рецензий на мои работы [не знаю, что именно было послано. — Ю. К.]. Кроме того, прилагаю ещё мнения некоторых славистов о моем очерке жизни и творчества Набокова — это, разумеется, не для печати [не знаю, что именно было послано. — Ю. К.].
Страница №7 подборки из архива Шаховской: ответ из Washington Post от 15 мая 1987 года на письмо Шаховской от 11 мая 1987 (из сопоставления дат видно, что ответ был написан немедленно):]
The WASHINGTON POST
1150 15th STREET, N.W.
WASHINGTON, D.C. 20071
(202) 334-6000
|
BOOK WORLD 334-7882 |
May 15, 1987
Mrs. Zinaida Schakovskoy
16 rue Faraday
75017 Paris, France
Dear Mrs. Schakovskoy:
Thank you for your letter of May 11. I'm very sorry to have disappointed you regarding your letter to the editor. We have a very small section with only a little bit of space available to run letters. As you will remember, your letter was quite long and also difficult to cut or compress into a usable length. Hence we have never been able to squeeze it in. Now, I'm afraid too much time has passed.
Such are the limitations of newspapers, and above all The Washington Post is a daily paper. And we have space to print only a portion of the letters submitted to us.
|
Kind regards, Alice Digilio Acting Editor |
(перевод)
Уважаемая г-жа Шаховская:
Спасибо за Ваше письмо от 11 мая. К моему большому сожалению, я вынуждена разочаровать Вас насчёт Вашего письма к редактору. Наша колонка для писем очень невелика. Как Вы, вероятно, помните, письмо Ваше было весьма пространным и трудно поддающимся сокращению. Поэтому мы так и не смогли его напечатать. А теперь, к сожалению, прошло уже слишком много времени.
Таковы уж газетные возможности, и, к тому же, Вашингтон-Пост газета ежедневная. Мы помещаем лишь часть приходящих к нам писем.
|
Всего доброго, Алис Дайджильо Исполняющая обязанности редактора |
[Далее следует страница №8, последняя в этой подборке документов из архива Шаховской: ответ Шаховской газете Washington Post от 23 мая 1987 года. Ей-богу, лучше бы Шаховская писала по-французски! Как понимать ее "I will see in it"? Её английский плох. Зачем она ещё и в этом подставляется суке-газетчице, идущей на поводу у Карлинского? Карлинский же, как видно из приведённого ниже письма Шаховской, воспользовался своею близостью к газете, способствовал исключению из письма Филда слов в защиту Шаховсакой, а сверх того — и в этом вся его сущность — поместил-таки, вопреки резонной просьбе Филда, свою ответную реплику Филду прямо под его, Филда, письмом, — чем, конечно, раз и навсегда, до гласа трубного, расписался в своей злобе, мелочности и низости, — Ю. К.]
|
Zinaida SCHAKOVSXOY 16 rue Faraday 75017 PARIS France 23 May 1987 |
Ms Alice DIGILIO
THE WASHINGTON POST
1150 15th Street, N.W.
WASHINGTON, D.C. 20071
USA
Dear Ms Digilio,
Of course I am disappointed, a promise is a promise and I feel cheated.
Frankly, from the fact that the end of Dr. Field's letter was cut where he speaks for my defence, I can only conclude that this was done on the recommendation of Mr. Karlinsky. The presence of his reply published as a footnote to Field's letter, demonstrates that he was allowed to read it before publication. I can only assume that this practice was repeated for my letter which Mr. Karlinsky then vetoed.
This kind of "conclusive evidence" will not be suppressed. I will see to it and it will become a part of my Nabokoviana, with my footnote "Nabokov seems to be one of the last sacred cows of America (U.S. Presidents are not), guarded by ill-bred dogs".
|
Yours sincerely, Zinaida Schakovskoy |
(перевод)
Уважаемая г-жа Дайджильо,
Можете не сомневаться, я разочарована. Обещание есть обещание. Я чувствую себя обманутой.
Откровенно говоря, из того факта, что концовка письма д-ра Филда, где он защищает меня, была обрезана, я могу только заключить, что это было сделано по рекомендации г-на Карлинского. Его ответ, напечатанный газетой в качестве примечания к письму Филда, свидетельствует, что Карлинскому было позволено прочесть его перед публикацией. Мне остается только заключить из этого, что и моё письмо было показано Карлинскому, который и наложил на него вето.
Этого рода "неоспоримое доказательство" [название одной из книг Набокова, о чём газетчик мог понятия не иметь] не удастся подавить. Оно станет частью моей Набоковианы, с примечанием: "Похоже, что Набоков — одна из последних священных коров Америки (каковыми и президенты США не являются), охраняемых цепными псами".
|
Почтительно, Зинаида Шаховская |
